Узники Алексеевского равелина. Из истории знаменитого каземата - Павел Елисеевич Щеголев

почтовом листке: «Государь Император высочайше повелеть соизволил: поручика Михаила Бейдемана оставить в Алексеевском равелине впредь до особого распоряжения».

5

Потянулись дни, недели, месяцы заточения. Все движение по делу Бейдемана заключалось в подшитии к делу его объяснений и произведений, писанных в крепости. Бейдеман оставался еще при прежней непримиримости и непреклонности своей революционной исповеди. И каждое новое его объяснение еще усугубляло тяжесть его положения: к такой твердости III Отделение вообще не было приучено. 5 января 1862 года Бейдеман с пылкостью писал:

«Из всего сказанного и написанного до сих пор можно вывести, самым строгим и последовательным порядком, заключение о причине моего возвращения из Швеции – о намерениях, которые я желал привести в исполнение, одним словом, о всех тех обстоятельствах, которые необходимы для нового судебного обследования моего дела. В нем до сих пор остается только одно темное место: причина, побудившая меня выехать из отечества. Желая сделать все дело яснее, так сказать удобоваримее, я хочу дать несколько объяснений об этом пункте.

До сих пор я решительно отказывался от этого, и мое новое намерение – результат не четырехмесячного прозябания в Алексеевском равелине, а следствие более полного обсуждения моего настоящего положения. Признаюсь, что после того, как я очень ясно выразил свой взгляд на настоящее правительство, с моей стороны было бы непростительною слабостью, если не сказать ребячеством, скрывать то, что нераздельно связано с этим взглядом. Причина, побудившая меня оставить отечество, та же самая, которая побудила меня возвратиться в него: желание уничтожения настоящего правительства, современных государственных и общественных форм и твердое намерение, на обломках этого уродливого здания, содействовать к устройству такого государства, таких общественных отношений, которые бы были сообразны с правдою, с здравым смыслом и с настоящими и будущими потребностями русского народа. О подробностях моего плана и о том обстоятельстве, почему я избрал финляндскую дорогу для своего удаления и, наконец, почему самое мое удаление из России было необходимо для выполнения моих намерений, я не хочу распространяться – оно совершенно бесполезно: если бы мне удалось их выполнить, я бы не сидел в настоящее время в равелине. Это самое ясное объяснение, которое я могу дать на вышеприведенный вопрос: излишние подробности затемнили бы только дело.

О житье моем в Швеции я уже писал, это такой пункт в моем деле, который выходит из сферы полицейского расследования и о который рушатся все махинации не одного III Отдел., но всех 4-х Отделений вкупе. Швеция имеет счастие принадлежать к тем немногим государствам Европы, которые не терпят полицейского вмешательства чужого правительства. Все же обстоятельства моей жизни в Финляндии, по возвращении моем из Швеции, могут быть дознаны – в этом случае мне нечего прибавлять или объяснять.

Но может родиться следующий вопрос: не имел ли я сообщников своих замыслов до удаления моего из России? Об этом несколько слов. При современном напряженном состоянии нашего общества легче, чем когда-нибудь, составлять заговоры, но я был всегда того мнения, что в русской жизни заговоры, несмотря на всю энергию и деятельность своих членов, не достигают и не достигнут своей цели, потому что они – выражение меньшинства русского общества, слишком отделенного от народа.

Моя цель – поднять народ, поднять 40 мил. крестьян, перед которыми и тайная и явная полиция совершенно бессильна, а для открытия заговоров правительство держит огромную шайку шпионов, в мундирах небесного цвета (светло-голубой) и без оных, – они и открываются. Следовательно, было бы слишком близоруко с моей стороны составлять какие бы то ни было общества. Если бы народ, т. е. крестьяне, объявил открытую войну правительству, – чего я хотел достигнуть, – тогда все заговоры для борьбы с настоящим правительством сделались бы бесполезными – оно обрушилось бы безвозвратно и навсегда.

Михаил Бейдеман».

Говоря о Швеции, я не могу без негодования вспомнить о том позорном деле, которым заклеймило себя настоящее правительство. Неудивительно бы было, если бы подлейшее правительство в мире – австрийское – из дружбы к России, которой она тайный, недоброжелательный и всегдашний враг, послало бы в Зимний дворец хлопотать о преследовании всякой свободной русской мысли; неудивительно бы было, если бы на самом верху Сухаревой башни стараниями австрийских графов из передней этого дворца была построена обсерватория для австрийских шпионов, в видах наблюдения за московскими славянофилами, но бесконечного презрения заслуживают такие дальновидные умы, как Замятнин, которые вносят на утверждение Государственного совета мнения о преследовании русских за ненависть к Австрии, и преступно со стороны Государственного совета утверждать подобные образчики умственной наглости, рабства и крайнего презрения к русскому народу [Гневная приписка к письму вызвана правительственной мерой, которой «Колокол» посвятил две заметки: в № 93 от 1 марта 1861 года и в № 95 от 1 апреля. Конечно, из этих заметок узнал о ней и Бейдеман. В № 93 «Колокола» под заголовком «Последнее убежище изгнанников закрыто» читаем: «У г-жи Замятниной есть муж, исправляющий должность великана и немого евнуха при императорском серале юстиции. Оказывается, что небольшого роста великан и в немые не годится: он так громко стал вздор молоть, что далее в «Таймсе» раздалось (Times 16 February). «Сенатские ведомости» обнародовали закон (англичане не имеют другого слова для этого рода бумаг), утвержденный государем по представлению Замятнина, о преследовании преступлений против монархов, находящихся в дружеских сношениях с Россией. На основании этого закона будет сделана конвенция между Россией и Австрией о наказании государственных преступников». А в № 95 дано дополнительное сообщение под заголовком «Розги и плети, употребляемые международно». «Иностранные гости, передавая русские новости, часто вводят нас в ошибки. Так, «Таймс» рассказал совсем неверно замятнинский закон о наказании государственных преступников против других государств (см. «Кол[окол]», № 93); на деле он гораздо гнуснее, вот что напечатано в «СПб. ведомостях»: «Государственный совет, мнением своим, высоч. утвер. 16 июня 1858 г., положил: предположенное главноуправляющим II отд. собств. Е.И.В. канцелярии дополнение подлежащих статей Уложения о наказаниях, имеющее служить основанием для заключения условия с австрийским правительством о взаимности наказаний по государственным преступлениям, утвердить, и, вследствие того, постановить. Если одно из преступлений, означенных в ст. 233, 264, 265, 271, 272 и 275 Улож. о наказаниях, будет учинено против иностранного государства, с которым на основании трактатов или обнародованных о том узаконений постановлена надлежащая в сем отношении обоюдная взаимность, или же против верховной того государства власти, виновные, буде к сему не присоединяется и преступление, подлежащее другому, более тяжкому наказанию, приговариваются: к лишению всех особенных прав и преимуществ как лично, так и по состоянию осужденных ему присвоенных, и к ссылке на житье в губернии Томскую и Тобольскую, или же,