Обнаженная натура - Лорел Гамильтон

Когда он занимался третьей раной и снова точно тем же образом, тогда я стала понимать. Он начал с самого края раны кончиками пальцев, потом, обходя второй раз, вдавил пальцы чуть глубже, но все с той же странной мягкостью. На следующем круге вдвинул два пальца в глубину раны. Движение не было плавным — будто он натыкался на что-то, останавливающее руку, но снова обходил рану.

Наконец он вдвинул пальцы так, что рана издала чавкающий звук. И он тогда закрыл глаза, будто прислушиваясь, будто получая информацию, но я не сомневаюсь, что он просто смаковал звук. Как закрываешь глаза, слушая любимую музыку. Закрываешь глаза, чтобы зрение не отвлекало,

И когда он взялся за четвертую рану, я хотела что-то сказать, но Мемфис опередил меня.

— Вы это делаете с какой-то целью, маршал Джеффрис?

По тону было ясно, что он в этом сомневается.

— Все раны, которые я исследовал, нанесены разными клинками. Две из них сделаны чем-то, имеющим отчетливую кривизну. Первая сделана более стандартным по форме лезвием.

Мы с Мемфисом уставились на Олафа так, будто он заговорил на языках. Я думаю, из нас двоих никто ничего полезного не ожидал от заигрываний с трупом. Да, блин.

— Совершенно верно. — Доктор уставился на гиганта, после долгого взгляда покачал головой. — Вы смогли это определить, просто ощупывая рану?

— Да, — ответил Олаф.

— Я бы сказал, что это невозможно, но вы правы. Может быть, вы сможете нам помочь поймать этого… негодяя.

Интересно, какое слово он хотел сказать вместо «негодяя»? Или он из тех людей, что редко употребляют сильные выражения, и потому им нужно попрактиковаться? Я бы ему с радостью в этом помогла.

— Я понимаю в холодном оружии, — сказал Олаф своим обычным пустым голосом, хотя, когда голос такой низкий, пустота становится гулкой.

— Вам нужно видеть всю картину? — спросил Мемфис.

— Всю картину? — переспросил Олаф.

— Он спрашивает, хотим ли мы открыть тело целиком?

Олаф молча кивнул. Лицо его было бесстрастным.

Я не была уверена, что нам нужно видеть все раны ниже пояса, но не могла отказаться. Что если я сдрейфлю, не стану их смотреть, а потом окажется, что там были какие-то существенные наводящие следы? Какая-нибудь метафизика, которую ни Олаф, ни доктор не заметят, а я могла бы определить, что это? Олаф разбирается в холодном оружии, знает его куда интимнее, чем я знаю и, даст бог, буду знать. Но я лучше понимаю метафизику. В определенном смысле Эдуард, разбирающийся в метафизике просто отлично для человека, лишенного такого таланта, и Бернардо, которому главное, чтобы было во что стрелять, составляли идеальную группу для осмотра тел. Как ни странно, то же можно сказать про нас с Олафом. У каждого из нас были умения, отсутствующие у другого, и мы больше могли узнать вместе, чем порознь. Как ни неприятно было мне это признать.

Порезы продолжались в нижнюю часть тела. Не знаю, почему на раны половых органов так тяжело смотреть, но это так. Ничего там не было особенного — просто режущий удар который пришелся поперек паха. Не то чтобы кто-то специально увечил тело, порез как порез. И все равно у меня возникло желание отвернуться. Может быть, табу на наготу, в котором я была воспитана, но нехорошо как-то было просто смотреть. Можно подумать, что я давно уже это табу преодолела, так нет. Сексуальное увечье, даже ненамеренное, все равно меня волновало.

Олаф потянулся к телу, и я на жуткий миг подумала, что именно туда, но рука направилась к ране на бедре. Он не стал ее любовно исследовать, как предыдущие — просто всунул пальцы внутрь, будто что-то там искал.

Он даже присел возле каталки, вглядываясь в рану. Засунул пальцы как молено дальше, и даже попытался протолкнуть их еще. Даже чуть-чуть еще крови выдавил.

— Что вы ищете? — спросил Мемфис.

— Эта глубже других и рваная. Вы нашли в ней обломок острия?

— Да, — ответил Мемфис, теперь уже глубоко заинтересованный.

На меня тоже произвело впечатление, но я еще и знала, где Олаф приобрел свой опыт.

— Ты просто по виду этой конкретной раны понял, что там внутри сломалось оружие? — спросила я.

Он посмотрел на меня, держа пальцы глубоко в ране. Из сделанного им разрыва выступила оставшаяся еще кровь. Потом его лицо повернулось к доктору, но он дал мне увидеть, что он думает. Черты лица смягчились, и даже не потеплели — наполнились жаром, радостным ожиданием. Романтикой.

Блин.

— У тебя пальцы меньше моих, они могли бы проникнуть дальше, — сказал он и встал, вынув пальцы из раны. Она снова чавкнула.

Он закрыл глаза и позволил себе проявить дрожь, скрытую от доктора, которую видела только я, И это не была дрожь страха или отвращения.

Я отвернулась от его лица к трупу.

— Я уверена, что доктор уже вынул из раны все, что мог найти. Я права, док?

— Да, но он тоже прав. Я нашел острие клинка. Проанализируем его и, даст бог, найдем что-нибудь.

— Все тела похожи на это? — спросила я.

Олаф все так же не смотрел на доктора. Я встала так, чтобы его лица мне не было видно. Не хотелось мне знать, что он думает, и уж точно не хотелось видеть, как эти мысли отражаются у него на лице.

— С этим телом вы закончили? — спросил доктор в ответ,

— Я — да. Джеффрис — не знаю.

Олаф сказал, не оборачиваясь:

— Ответьте сперва на вопрос Аниты, потом я отвечу на ваш.

— Тела, которые осматривал я, похожи на это. Некоторые похуже. Одно не так сильно изрезано, но в основном похуже.

— Тогда да, — ответил Олаф. — С этим телом мы закончили.

Он вполне владел голосом, и когда он обернулся, лицо у него снова было недовольно-безразличным.

Доктор накрыл тело, и нам был представлен номер второй. Олафу пришлось снять перчатки и надеть свежие. Я тела не трогала, поэтому менять перчатки не стала.

Следующее тело было почти таким же, только слегка покороче, более мускулистое, волосы и кожа светлее. Но изрезано было почти в клочья. Не просто порезами а будто какая-то машина пыталась его прожевать или… На отмытом и распростертом теле повреждения были отчетливо видны но все равно разум отказывался их воспринимать.

— Что это с ним стряслось? — спросила я вслух не поняв даже зачем.

— Несколько ран, которые я сумел выделить, имеют края, похожие на те, что вы уже видели. Это тот же тип оружия, быть может, то же самое оружие — мне нужно еще кое-что проверить, чтобы убедиться.

— Но это же другое. — Я показала рукой на тело. — Это… его просто изрубили, как мясники.

— Не как мясники. Намерения использовать мясо для еды не было, — сказал Олаф.

— Мясо?

Я посмотрела на него.