Любовь и война. Великая сага. Книга 2 - Джон Джейкс

Мадлен чуть наклонила лезвие, чтобы прочесть выгравированную в верхней части надпись: «Любимому Чарльзу Мэйну от родных. 1861 год».

Мадлен с нежностью посмотрела на Орри, потом повернула лезвие другой стороной:

– Фамилию на клейме не могу прочитать. Клаберг?

– Клауберг. Из Золингена. Один из лучших мастеров в Европе.

– Здесь еще выгравированы цветы и завитки. И даже медальоны с буквами «К» и «Ш», – заметила Мадлен.

– В неизменных вариантах этой модели буквы другие – «С» и «Ш», – с невеселой улыбкой отозвался Орри.

Мадлен, все еще с опаской держа саблю, как будто та была из стекла, вернула ее в ножны из синеватого металла, украшенные золотой инкрустацией. Потом, избегая взгляда Орри, спросила:

– Может, тебе следовало и для себя такую же заказать?

– На случай, если меня мобилизуют?

– Да.

– Но это же кавалерийская сабля, я не смогу ее носить, даже если бы…

– Орри, – перебила его Мадлен, – не увиливай. Не обманывай меня и себя, тебе все равно придется принять решение.

– Да, прости. Ты, конечно, права. – На его лице мелькнуло странное выражение, как будто он что-то скрывал от нее, но это было так не похоже на Орри. – Я пока не могу поехать в Ричмонд, – сказал он. – Этому есть множество причин, и прежде всего страх за тебя.

– Я прекрасно могу сама о себе позаботиться, и ты отлично это знаешь.

– Не злись, пожалуйста. Конечно я знаю. Но ведь есть еще и матушка…

– За ней я тоже могу присмотреть.

– Хорошо, но с плантацией-то ты точно не справишься без управляющего. Я снова подал объявление в «Меркури». Ты смотрела почту? Ответа не было?

– Боюсь, что нет.

– Тогда надо продолжать поиски. В этом году мы должны собрать хороший урожай, если придется делиться с правительством. Я сегодня подписал договор. Так что, пока я не найду надежного человека для работы в Монт-Роял, я не могу уехать в Ричмонд.

Позже они перешли в библиотеку. На полках, добротно и с любовью сделанных еще Тиллетом Мэйном, выстроились ряды книг. Они выбрали прекрасное издание «Потерянного рая». В годы их тайных встреч они часто читали стихи вслух; волнующие рифмы иногда служили им слабой заменой физической близости, которую они себе запрещали. Теперь, живя вместе, они обнаружили, что совместное чтение по-прежнему доставляет им удовольствие.

Они устроились на кушетке, которую Орри специально для этого передвинул. Он всегда сидел слева от Мадлен, чтобы держать книгу перед ней. В полутемном углу комнаты стояла вешалка с его мундиром, который обрел здесь свое место после возвращения Орри с Мексиканской войны. У мундира было два рукава; Орри редко теперь смотрел на него, и Мадлен это радовало.

Он перелистывал страницы поэмы, пока не нашел обрывок бумаги, заложенный между ними:

– Вот здесь.

Он слегка откашлялся и начал читать с середины пятьсот девяносто четвертой строки:

Мадлен подхватила, и ее голос мягко зазвучал в уже сгущавшейся темноте:

– И простой народ тоже, – сказал Орри.

Мадлен положила книгу на колени, а Орри, немного помолчав, продолжил:

– Купер считает, что мы ввязались в эту войну, потому что Юг отказался принять назревающие в стране перемены. Особенно я запомнил, как он говорил, что мы не в силах примириться ни с необходимостью перемен, ни с их неизбежностью. – Он похлопал по книге. – Похоже, Мильтон это понимал.

– Но изменит ли война хоть что-нибудь? Станет ли лучше, после того как она закончится?

– Некоторым нашим правителям нравится в это верить. Я не верю.

Орри не хотелось портить вечер такими грустными размышлениями. Он поцеловал Мадлен в щеку и предложил продолжить чтение, но она удивила его, когда, вдруг обхватив его лицо прохладными ладонями, воскликнула со слезами счастья на глазах:

– Вот этого ничто не изменит! Я люблю тебя больше самой жизни!

Слегка приоткрывшись, ее губы прижались к его губам; поцелуй был долгим и нежным. Орри протянул руку и ласково погладил ее по волосам, а Мадлен, склонив голову к его плечу, прошептала:

– Что-то мне надоели английские поэты. Погаси свет, и идем наверх.

На следующий день, когда Орри ушел проверять работу в полях, Мадлен решила заняться починкой шали. Они с Орри делили одну гардеробную на двоих, и она стала искать шаль там.

За рядом сюртуков, которые Орри никогда не надевал, она заметила знакомый пакет. Но ведь саблю она последний раз видела внизу, в библиотеке, зачем Орри принес ее сюда и спрятал?

Когда она протянула руку за сюртуки и достала сверток, у нее перехватило дыхание. Все красные печати были целыми. Что ж, теперь понятно, почему Орри так развеселился, когда она стала поддразнивать его насчет второй сабли.

Она положила сверток на место и аккуратно сдвинула сюртуки на прежнее место. О своей находке она решила умолчать – пусть Орри сам скажет, когда сочтет нужным. Но у нее больше не оставалось сомнений относительно его намерений.

«…заставляя трепетать монархов призраком переворотов…»

Вспоминая эти строки, Мадлен стояла возле единственного овального окна гардеробной, потирая руки, внезапно ставшие очень холодными.

Следующим вечером Орри пришлось подольше задержаться в конторе. В окна лился красный свет заходящего солнца. Вспотевший и усталый, Орри сидел за столом и составлял список имущества для своего доверенного в Чарльстоне. Ему пришлось снова начать вести дела с компанией «Джон Фрейзер и Ко.», работавшей когда-то с его отцом, потому что Купер передал активы их семейной судоходной компании военно-морскому министерству. У Купера были все акции, поэтому он имел полное право распоряжаться ими. Однако это было крайне неудобно и потребовало от Орри лишних хлопот.

И, судя по недавнему письму от компании «Джон Фрейзер и Ко.», этих хлопот только прибавится. На письме стоял неказистый штамп с надписью: «УПЛАЧЕНО ПЯТЬ ЦЕНТОВ». Это был показательный пример тех раздражающих мелочей, которые неизбежно сопровождают рождение новой государственности, после того как стихают бравурные крики. Федеральное почтовое ведомство продолжало обслуживать южные штаты еще весь июнь, но теперь главный почтмейстер Конфедерации спешно пытался создать свое и, скорее всего, даже ввести в обращение новые марки. Пока же штаты и муниципалитеты обходились как могли, вернувшись к старой системе оплаты наличными.