Плохие девочки не плачут. Книга 3 - Валерия Ангелос

— Нет, я, — осекаюсь. — Я даже не…

— Я бы заключил с тобой сделку.

Мое лицо пылает огнем.

Задыхаюсь от возмущения.

— Я не предлагала вам…

— Все, что я хочу, я беру сам.

Отшатываюсь. Отползаю подальше. Пробую создать безопасное расстояние. Пытаюсь провести незримую черту. Отгородиться.

Теряю равновесие и падаю на бок. Халат задирается, обнажает ноги. Быстро отдергиваю ткань, поспешно прикрываюсь. Но уже слишком поздно. Жуткие синяки на бёдрах успевают показаться во всей красе.

Барон ухмыляется. Скалится точно хищник почуявший запах крови.

— Алекс не справляется с тобой, — заключает мрачно. — Он тебя так и не объездил.

Эти слова действуют подобно удару кнута.

— Я не лошадь, чтобы меня объезжать, — выдаю гневно. — И вы… вы вообще мне в прадеды годитесь. Вы не должны такое говорить.

— Ты обещала выполнить любой приказ, — невозмутимо парирует.

— Я уйду! — выпаливаю яростно. — Вот что я имела ввиду. Я оставлю Алекса, как вы и хотели. Только помогите ему. Сделайте хоть что-нибудь.

— Какая неприкрытая ложь, — качает головой.

— Я не лгу, — заявляю резко. — Я и правда уйду.

— Наглая и отчаянная, — усмехается. — Я восхищён.

— Я готова на все, лишь бы его спасти, — судорожно сглатываю.

— Лучше бы ты себя спасала, — хмыкает.

— Пожалуйста, — опять умоляю.

— Нет, — раздается ледяной ответ.

— Я исчезну. Он никогда меня не найдёт. Я не стану брать ваши деньги. Не нужно мне никакой помощи. Ничего.

— Прекращай комедию.

Подползаю к самому краю кровати. Подползаю к нему. Беру его за руку, сжимаю ладонь, впиваюсь пальцами до боли.

— Прошу, — роняю глухо. — Прошу вас.

— Хватит унижаться, — бросает с презрением, а после ровно прибавляет: — Я ничего не могу сделать с лордом Мортоном.

Подавляю истерику огромным усилием воли. Собираюсь и совершаю единственный возможный ход.

Смотрю на Валленберга.

Снизу вверх. В упор. Глаза в глаза.

Два разных мира. Прошлое и настоящее сливаются воедино. Фрагмент за фрагментом. Кадр в кадр. Реальность разлетается. Разбивается. Вдребезги.

Мой надтреснутый шепот разрывает тишину:

— Я думала, вы можете все.

Барон вздрагивает.

Или просто разрывает физический контакт?

Он вырывает свою руку. Резко. Из моей. Отстраняется. Отступает на шаг назад.

Разве обычная фраза способна настолько пронять?

Валленберг мрачнеет.

— Я… я прошу вас, — не теряю надежды.

— Ты все свои просьбы сбереги для Алекса, — произносит хрипло. — Когда он вернётся и возьмет тебя на ночь. Ты его проси. Чтобы не прекращал. Чтобы отплатил тебе сполна.

— Я ему не нужна, — бросаю с горечью.

— Точно, — смеется. — И поэтому он скорее убьёт тебя чем отдаст.

— Вы не понимаете, — подавляю всхлип. — Вы просто не хотите ему помогать. Уверены, что он должен сам разобраться. Вы как будто его наказываете.

— Я бы скорее тебя наказал, — говорит отрывисто. — Мой отец был известным мясником. Так что я бы вырезал несколько сочных кусков из этого твоего Стаса и подал бы на стол.

— Вы и про Стаса знаете? — содрогаюсь.

— Неудачник, — фыркает. — Не смог освободить собственную сестру. Не разложил тебя на кровати. Упустил миллион и еще считает себя мошенником.

— Откуда вы… — замолкаю.

В глазах Валленберга отплясывают языки адского пламени.

— А кто по-твоему его нанял?

— Вы, — бормочу одними губами. — Вы.

— Ну, кое-что он все же получил. Деньги того бандита. Только потом все спустил, пока прятался по углам как крыса.

Задыхаюсь.

Не способна ничего сказать.

Обтекаю молча.

— Испортил такой сюжет, — заявляет с явным сожалением. — Жена приходит к бывшему любовнику и умоляет освободить мужа из тюрьмы. Она готова на все. Голая и покорная. Хотя так и вышло в итоге. Разве нет? С тобой особо стараться не пришлось. Отыграла отлично.

— Вы ублюдок, — у меня наконец прорезается голос. — Психопат. Больной на всю голову. Чужая жизнь — это не игрушка.

— Все, что угодно, — игрушка, — усмехается. — Раз я могу с этим играть.

— Но зачем? Ради чего спектакль?

— У моего внука уже есть жена-шлюха, а ты так легко раздвинула перед ним ноги, что вопрос проверки встал сам собой, — отвечает холодно.

— Сволочь, — бросаю с истерическим смешком. — Нет. Вы просто подонок.

— Не говори, что тебе не понравилось.

— Что?! — мои глаза невольно округляются. — Что мне должно было понравиться?

— Ползать в ногах у Алекса. Молить о пощаде. Рыдать. Предлагать себя. Продавать. Это же твое любимое занятие. Не осуждаю. У некоторых народов это в крови. Такова природа.

— Не трогайте мой народ, — говорю с расстановкой.

— Прости, — в его голосе нет никакого раскаяния, только издевка. — А что там у тебя намешано? Русские? Евреи? Ах, да, ты из Украины.

Вроде ничего обидного. Однако название страны он произносит таким тоном, будто это уже само по себе является оскорблением. И пусть я далека от фанатичного патриотизма, внутри закипает ярость.

— А вас обида не отпускает, — заявляю с усмешкой. — Мы вам зубы обломали. Мы вас нагнули. Хорошенько так. Русские. Евреи. Украинцы в том числе. Повторим?

Барон берет меня за подбородок. Осторожно. Нежно.

Проклятье.

Что он задумал?

— Давай, повторяй, — соглашается елейно. — Только не забудь достать изо рта немецкий член.

Валленберг перехватывает мои запястья. Одной рукой. Не успеваю ему вмазать. Не успеваю даже дернуться. Пытаюсь вывернуться, укусить его. Но он сдавливает мой подбородок будто в тисках. Просто зажимает пальцами.

Для старика у него слишком сильный захват. Ещё немного — и барон вывернет мне челюсть. Приходится стиснуть зубы, чтобы не заорать.

Слезы стекают по моим щекам.

— Чертов псих, — очень стараюсь не заскулить, не взмолиться о пощаде, ограничиваюсь ядовитым шипением: — Пусти.

— Я рад, что с формальностями покончено, и мы наконец перешли на «ты», — широко ухмыляется.

— Сдохни, — выдаю сдавленно.

— Я пытался, — хмыкает. — Не выходит.