Плохие девочки не плачут. Книга 3 - Валерия Ангелос

— Чтоб ты…

Он отпускает меня. Резко. Неожиданно.

Отходит в сторону, но держит под прицелом.

Шумно втягиваю воздух, закрываю рот ладонями, сдерживаю дикий вопль глубоко внутри. Отчаянно стараюсь не показать свою боль. Держусь изо всех сил.

— Выпороть бы тебя, — говорит Валленберг, говорит так, будто подразумевает совсем не порку кнутом, а после милостиво добавляет: — Но я оставлю это для Алекса.

— Вам пора, — сообщаю вкрадчиво. — Проваливайте.

— Повтори.

— Убирайтесь, — превозмогаю жгучую боль и усмехаюсь.

Я пешка.

Но он не мой король.

— И кто это говорит? — холодно интересуется барон.

— Я, — отвечаю коротко.

— Я должен послушать какую-то девку? — насмехается. — Шлюху?

— Его девку, — продолжаю улыбаться, хотя щеку сводит судорога. — Его шлюху.

— Неплохо, — кивает. — Уже лучше.

Достаёт бутылку виски из бара. Берёт нож.

Наблюдаю за ним как заворожённая.

Нож для колки льда. И всё же. Я очень удивляюсь, когда он вонзает его в лёд, а не в моё призывно обнажённое горло.

Вынуждена признать, ему идёт. Отблески стали. Осколки. Льда. Пополам с осколками моего самообладания.

Он не лгал и не преувеличивал свой талант. Он и правда умеет обращаться с ножом. Это видно по каждому его движению.

— Твоё здоровье.

Валленберг протягивает мне стакан со льдом, а себе наливает виски. Ничем не разбавляет, просто пьёт.

— Вы не… — осекаюсь.

— Приложи лёд к лицу, чтобы не осталось синяков.

— После всего, что я, — запинаюсь. — Вы так спокойно…. вы что…

— А что я? — насмешливо выгибает бровь.

И правда.

Что такого.

Обычный разговор.

— Не убьёте меня? — спрашиваю тихо.

— Это надо заслужить, — отвечает иронично.

Все так общаются.

Ничего необычного.

Ничего примечательного.

— Сколько же на тебя давить, чтобы получить отпор, — вдруг заявляет он, подходит вплотную. — Ты должна быть смелее.

— Я вас не понимаю, — качаю головой. — Совсем не понимаю.

— Ты рабыня, — произносит ровно. — Алексу нужна равная.

Вот и опять.

Новый удар под дых.

Ставлю стакан со льдом на кровать.

— Я не…

— Я хочу достойную пару для своего внука.

— И даете понять, что таковой меня не считаете, — бросаю с горечью. — Я из Украины. Мой бизнес всегда вертелся вокруг развода престарелых иностранцев на деньги. У меня весьма сомнительная биография.

Валленберг прикладывает лезвие ножа к моим губам.

Призывает заткнуться.

Приказывает.

— Не важно, что считаю я, — говорит барон.

Сталь опускается к горлу.

Скользит легко.

Едва касается кожи.

А мне совсем не холодно.

Под льдом растекается жидкий огонь.

— Важно, возьмешь ли ты эту роль?

***

Если смотреть на солнце достаточно долго, то оно уступит мрачному тону моих мыслей и поспешит скрыться за грозовыми тучами. Без вариантов. Или нет? Разве мир не вращается вокруг моих желаний? Не верю, так не бывает.

Я смотрю на солнце. Уже достаточно долго. Более чем достаточно. Только ничего не происходит. Хотя и туч нет. Даже на горизонте — ни облака. Некуда прятаться.

Сегодня удивительно ясная погода. Просторная комната переполнена светом. Все шторы раздвинуты. Огромный стол сервирован на двух персон. Прямо передо мной Вальтер Валленберг нарезает яблоко. А мог бы нарезать врагов.

Говорю же, удивительно ясно кругом.

Идеальное утро.

— Это правда, что «Майн Кампф» ваша любимая книга? — завожу непринужденную светскую беседу.

— Я могу процитировать ее с любого места, — говорит барон.

— Никогда бы не подумала, — протягиваю с нарочитым удивлением.

— Почему же? — усмехается. — У меня отличная память.

— Понятно, — киваю. — Наверное, при каждом прочтении открываете новые интересные моменты.

— Я прочел это один раз.

— И сразу выучили наизусть? — невольно хлопаю ресницами.

— Моя память — проклятье и благословение, — пожимает плечами.

— Вы настолько легко все запоминаете?

— Забывать гораздо труднее.

Но не труднее, чем анализировать подобные ответы. Рядом с ним я чувствую себя полной идиоткой. Хотя нет… я и есть самая настоящая идиотка, если надеюсь вывести матерого гада на чистую воду.

— Зеленое яблоко, — поглядываю на его тарелку. — Вы серьезно?

— Я завтракаю так почти сто лет подряд, — невозмутимо заявляет Валленберг.

Седина. Морщины. Годы никого не щадят. Только черт раздери, этот ублюдок не выглядит на свой возраст. Как будто обманул время. Или украл чужое. Замедлил бой биологических часов.

— Ваш секрет реально работает, — говорю я.

— Здоровый образ жизни, — говорит он.

Решаю пропустить ремарку о том, как вчера вечером была практически опустошена бутылка виски. Причем единолично.

В конце концов, существуют вопросы куда любопытнее.

— А вы встречали Гитлера? — смотрю на него в упор.

— Как тебя сейчас, — произносит ровно. — И даже ближе.

Внутри саднит от этого сравнения.

Морщусь.

— Я жал ему руку, — продолжает дальше. — Великий день.

— Для кого?

— Для фюрера, разумеется, — хмыкает. — Он сказал, такие воины как я огромная редкость. И Дьявол не даст мне соврать: он был прав.

Его глаза горят столь ярко, что моим глазам становится больно. Отвожу взгляд, перевожу внимание на овсяную кашу, ковыряю вязкую субстанцию ложкой. В горле встает ком, который очень сложно проглотить.

— А вам не хотелось его убить? — спрашиваю, взирая в пустоту.

— Зачем? — в хриплом голосе сквозит удивление. — Чтобы занять его место?

— Что?

Вскидываюсь.

Чуть не подпрыгиваю на стуле.

О чем он вообще?

— Я бы мог его убить, — ровно замечает Валленберг. — Но был бы я тогда здесь?

— Были бы живы люди, — бросаю я. — Миллионы людей.