Сумеречный сказ - Кайса Локин

внимания и одобрения такого сыскать, да только все ласки и объятия притворными казались. Думал он, что родители совсем не любят его. Возжелал тогда Юра дар лекаря себе заполучить и по наивности решил, что в кладовой отца сила вся хранится. Каждый раз как оставалась изба пустой, так сразу туда бежал мальчишка. Таинственную магию всюду и во всём искал: травы вертел, по мешочкам лазил, рукописи старинные рассматривал, порошочки рассыпал, припасы перебирал. Ступы и пестики разные, камешки с узорами, отвары в баночках — от восторга и предвкушения глазки разбегались.

Однако шло время, но не находил Юра никакой силы в кладовой отца. Не было ларца чудного, не светились запасы, не шептали травы заклинаний — всё обычным и пустым казалось. Отчаялся тогда мальчишка, взбесился и скинул с полок все миски, мешки вытряхнул и растоптал травы. Обида и злоба в душе ярким пламенем сверкали, голову дурили. Выскочил Юрка как ошпаренный из горницы и на улицу убежал, не заметив притаившегося под лавкой вместе с кошкой братца меньшого.

Давно за старшим Иван следил, но тайну хранил, ибо знал, как сильно тятенька разозлится. Переживал он и на сей раз, ведь беспорядок такой так просто не скрыть и достанется потом знатно. Делать нечего — убираться надо. Подмести, подлатать, перебрать и попытаться хоть что-нибудь спасти. За делом этим и застали сына отец да мать.

— Прости меня, тятенька, я так хотел сюда попасть… — виновато залепетал Ванюшка. — Я случайно, правда…

Изяслав ругаться уж хотел, как вдруг усмехнулся и, потрепав по голове сына, притворно строго наказал всё убрать. Негоже ему было серчать: дитятко ведь знаний силу познать желало, да не по наставлению родителей, а само. Людмила пожурила подольше, но тоже в душе умилялась и радовалась. Так и ссоры избежали. Лишь один недовольным остался — Юрка в оконце всё это видел и слыхал, пуще прежнего злясь и желчью исходя. Теперь должником он выходил пред меньшим и хитрым братцем.

С той поры немедля больше стал Изяслав сына обучать. Внимал рассказам Иван и прознал, как всю деревню знахари обходят с травами для защиты от болезней; как листья правильно истолочь и к ране приложить; как ушиб залечить; как заговор прочитать и хворь от люда отвести. Глаза разбегались от богатства трав да кореньев матушки-природы, восторгом светился лик мальчика — наконец он в тайну оказался посвящён. Не могли налюбоваться Людмила и Изяслав, диву даваясь — хоть одно дитя прониклось их мастерством да так скоро и ладно, что просто подарок небес.

Так год прошёл, и с каждым успехом Ивана в сердце старшего брата обида силилась. Травы Юра не различал, зелья путал, заклинания мешал. Пытался он за Ванюшей повторять и наговоров значение познать, однако ж худо кончилось — чуть в Навь кошку не отправил, если б Иван вовремя не подоспел. Много тогда слёз и криков было, что не вытерпел Изяслав и приказал:

— Коль не твоё, так оставь. Знахарем тебе не стать.

Людмила ласковее была и утешила сына, к сердцу прижимая:

— У сестриц твоих тоже не выходило, не страшно это. В мире дел много полезных и славных есть, нужно лишь своё найти, и тогда складно всё будет. Раз нравится о битвах мечтать, так учись сражаться, и однажды о тебе, богатыре, слава по мирам стелиться будет рекой шумной и быстрой, — хоть речи приятны были Юре, но всё же душу не успокаивали.

Иван же брата жалел, учить пытался, да только маслица в огонь подливал и злобу в душе взращивал.

— Где видано это, чтоб младший старшего наставлял? — возмущался Юра, урожай собирая. — Как же получилось так, что Ванька умнее меня выходит? — скотину мальчик к сараю подгонял. — А батюшка с матушкой каждому слову его рады, за верный поступок лобзают, дарами осыпают, — ножик маленький точил и дела злые замышлял.

Заползла темень в сердце Юры, и решил он от братца избавиться — тёмное дело, но лишь припугнуть и приструнить желал, сам героем хотел сказаться. Слыхал он от бабок, что в лесу видали мужики, как в старую избушку лесничего чужак в плаще захаживал. Побежали они, проверить думали, да только никого не нашли. С той поры косо охотники на постройку глядели: ни души подле не появлялось, однако ночами свет в оконцах мелькал. Стали сказывать, что злой колдун там обосновался аль сама тёмная сила разжилась.

Изба та в самом сердце леса стояла, дорожка к ней протоптанная вела, хоть и петляла змеёй по оврагам. Место гиблое — за ближайшими холмами уж топь начиналась. Как туда свернёшь, так и не выйдешь никогда. В эти земли гнилые и решил Юрка братца спровадить и проучить, а после героем выйти. По плану лихому рассказал он Ивану, что в лесу знахарь сильный поселился:

— У него трав больше, чем у тятьки, а какие склянки имеет — нашему батьке такие и не снились! Я сам видел, как он ларец свой открывал, и диву дался, чуть не проворонил коровку нашу. Только представь: наверняка ларчиков у него пруд-пруди, а в каждом хранятся травы диковинные да заморские. Чудеса и только!

Светел был душой Ванюшка, дурного не заметил и последовал в чащу лесную, с тропинки знакомой не сворачивая. Ходил он иногда здесь с отцом на полянку, где зверобой морем расстилался. Трава эта от болезней многих спасала, поэтому и брал с собой отец сына, наставляя и поучая.

Шагали братья бодро, и за рассказами обо всём на свете не уследил Иван, как повернули они на незнакомую тропинку. В ловушку он сам спешил на радость подлеца, что бдительность меньшого усыпил и исчез за деревьями, потешаясь знатно. Обманул Юра, подставил и в глушь тёмную Ивана завёл, оставляя там прозябать до закатного часа. Желал Юрка над Ваней подшутить, попугать, а потом сжалиться и вывести малого. Притаился он в тени и стал украдкой глядеть.

— Юра! — кричал Иван, по сторонам испуганно озираясь. — Юра, выходи! Где ты? Юра!

Страх по телу холодом расползался и дрожь будил. Приметил Ванюша впереди крышу ветхую избушки и к ней поспешил, надеясь, что брат там скрываться удумал. В этот миг как раз и отвернулся Юра: внимание его отвлекли звуки да краски леса, а потому и ступил на крутую тропу и пошёл по ней, ягоды собирая и про Ивана забывая. А как опомнился юнец, так поздно было — в лесу он сам заплутал.