Плешивый мальчик. Проза P.S. - Евгений Попов

« – Давай споем, что ли? Ребята, а? Робертину Лоретти. ЖИ-МА-Й-КА!» Имеется в виду популярный шлягер тех лет «Ямайка» в исполнении суперзнаменитого тогда во всем мире мальчика-вундеркинда Робертино Лоретти. Его наши сначала хвалили за «Песню разносчика газет», где вундеркинд звонко горевал о судьбе своего сверстника при капитализме, но потом на него обиделись, когда он повзрослел и «в одном из своих бесчисленных интервью, данных буржуазной прессе, грязно отозвался о советских девушках». Недавно он побывал в преображенной из СССР России, но успеха уже никакого не имел. Только старухи-шестидесятницы целовали его в телевизор, когда бывшего «Робертину» по этому телевизору все же показали, пожилого мужика. «Sic transit Gloria mundi». «Так проходит мирская слава». Это касается решительно всех, безо всяких исключений.

Публикация с предисловием Евг. Попова

Многие не знают, что иногда рядом с нами живут замечательные, но никому не известные люди.

Я пишу эту фразу не только потому, что мне ее очень хочется написать, но главным образом из-за того, что у нас, в полуподвальном помещении, долгое время жил и лишь недавно умер Н.Н. Фетисов, который называл себя писателем, а ему никто не верил.

Это был прекрасный и оригинальный человек золотой души. Люди его часто спрашивали:

– Николай Николаич, а на кой ты живешь в подвале?

А он отвечал, застенчиво улыбаясь:

– Да мне и тут хорошо.

Имелись у него, конечно, и недостатки, что уж тут скрывать. Но ведь это и скрывать не надо, потому как совершенно справедливо заметил не помню кто – люди не ангелы.

Нервничал. Зафырчит, бывало, что-нибудь такое закричит во дворе, понимаете ли.

А также, к сожалению, пил Н.Н. Фетисов довольно много водки. Ловко так пил – пол-литру высадит и лишь тогда опьянеет.

А также лежало во всей его судьбе несомненно что-то явно роковое, потому что он, как я уже об этом слегка сообщал, недавно умер.

Естественно, что все его вещи забрали родственники – дядя Вася Фетисов и Марфа (не знаю, кто она ему).

Но, несмотря на то, что вещей у него и так было очень мало, я после их ухода тоже пошел полюбопытствовать – не осталось ли случайно кой-чего мне на память – и… наткнулся на деревянный, кубического облика… ящик, полный… грязных бумажек, которые оказались… литературным наследием покойника. Долгое время я ничего из обнаруженного не мог понять, так как написано все было химическим карандашом по обмусленным бумажкам.

Но уж больно любопытно стало мне. Целый ряд вопросов стал передо мной.

1) Мог ли писать Фетисов?

2) Что такое мог написать Фетисов?

3) Не изобразил ли он как-нибудь меня?

Поэтому я приложил максимум усердия и вскоре был вознагражден за свой воистину титанический труд: кое-что прояснилось. А именно: прежде всего мне стало понятно, что я открыл никому доселе не известного ГЕНИАЛЬНОГО МАСТЕРА ХУДОЖЕСТВЕННОГО СЛОВА, который, несмотря на то что умер, имеет право на бессмертие.

Я прочел, с трудом разобрал его роман «Похождения Псеукова» и замер, и ахнул от мастерства и философской глубины Фетисова, как ахнете и замрете вы, прочитав.

Автор настолько смело, но с прирожденным тактом и хитринкой бичует сексуальные излишества, что поневоле забываешь о том, что действие романа происходит неизвестно черт знает где. Кажется – Фетисов занес осуждающий кулак над всеми нашими любителями «легкой» жизни.

Совершенно другим по плану и замыслу произведением является поэма о двух сердцах «Торжественное обещание». Автор с легкой грустинкой и, может быть, даже… с прирожденным смущением вспоминает свою молодость и неудачную любовь. Автор как бы предостерегает всех нас и говорит нам: «Молодежь! Не швыряйтесь любовью и молодостью!»

А про сатирический рассказ «Космические безобразия» я вообще молчу, потому что Фетисов проявил себя в нем сатириком, достойным пера Ф. Рабле и М.А. Булгакова.

Как видите, я разобрал всего три из произведений Николая Николаевича, а ведь ящик-то полон! Он полон до верхов, дорогие товарищи!

Конечно, очень грязные у Фетисова бумажки в ящике и поэтому противно их разбирать. Но, как шутят у нас в Сибири: «Однако ничо! Разберемся!»

Ради широкого круга читателей я, сосед Фетисова и, говоря без ложной скромности, его лучший друг, пойду и на это.

К сожалению, место, отводимое мне редакциями, истекло, и только поэтому я не смогу побольше рассказать вам что-либо из короткой, но невыразимо ярко-прекрасной жизни Н.Н. Фетисова.

Но я думаю и надеюсь, что широкому кругу читателей будут настолько интересны представленные образцы творчества гениального мастера, что я еще кой-чего опубликую из его оставшегося ящика, полного доверху литературным наследием. А уж тогда заодно сообщу побольше всяких сведений о писателе чисто биографического характера. А сейчас пожелаем же доброго пути первым публикуемым произведениям недавнего покойника.

Евг. Попов

Город К., стоящий на великой сибирской реке Е., впадающей в Ледовитый океан.

17 февр. 1969 г.

– Скажите, вы не знаете, случайно, некоего г-на Псеукова? – спросил Альфонса на светском рауте одного тучного приземистого господина с моноклем в левом глазу.

– Нет, нет, а что?! – Голос незнакомца дрожал от напряжения.

– А то, – сказал Альфонса, своим стальным взглядом пронзая Незнакомца и буквально пригвождая его к полу, – что вы… вы и есть… Псеуков?

– Нет, нет, я вовсе не Псеуков, – отступая говорил господин, – Вы ошибаетесь, мой добрый Альфонса. Эй, слуга! Мою карету сюда!

– Что ж. Нет, так… нет, – усмехнулся Альфонса, присоединившись к танцующим.

Взгляд его жгуче-черных глаз упал на кузину Бетси. Он подошел к ней и положил руку на ее горячее бедро.

Ее полураскрытые влажные губки затрепетали, юная грудь под корсетом напряглась, она прильнула к Альфонсе и прошептала в каком-то волшебном забытье:

– Мой! Навсегда!