Твоими молитвами - Марина Серова

Я отказалась. Иван вызвался ее проводить.

Пока их не было, я решила вплотную заняться Олегом Петровичем, да вот только он каким-то образом угадал мои мысли и опередил меня:

— Пока мы одни, — произнес он, — я вас должен предупредить, чтобы вы не расслаблялись. Понимаю, дело молодое. Погулять, пообщаться хочется. Но я не понимаю, как они могут вспоминать человека, который покончил с собой, в таком контексте?

— В каком контексте? — удивилась я. — Они просто рассказали про смешной случай, который произошел с Мариной. Сплошь положительные эмоции. Прекрасно же помнить того, кто нас покинул, именно таким: смешным, компанейским. Какой тут может быть контекст?

Олег Петрович провел рукой по голове, приглаживая волосы.

— Значит, вы поддерживаете, — усмехнулся он.

— Я не осуждаю, — поправила я его. — Пусть и меня после смерти вспоминают весело, а не со слезами на глазах.

— Алина обнаружила ее тело! — яростно произнес Олег Петрович. — А теперь, словно ничего не случилось, рассказывает о том, как нетрезвая подруга раздевалась тут перед чужими мужиками.

— Сколько вам лет, Олег Петрович? — не выдержала я.

— Сорок шесть, — на автомате ответил он и спохватился: — А при чем тут?

— У меня была подруга, я на ее свадьбе была свидетелем. И муж ее был прекрасным человеком. Классные ребята. Тьма друзей-товарищей, отличные отношения со всеми. Хорошие, светлые люди. Поехали в отпуск на машине и погибли в аварии. Но я не могу вспоминать о них, скорбно склонив голову. Вместо грустных мыслей мне лезут в голову воспоминания, Олег Петрович. О том, как мы вместе ездили на шашлыки. О том, как они изображали викингов, соорудив рога из веток, а потом свалились в камыши. О днях рождения, которые они любили отмечать, уходя в трехдневные походы. О том, как смешно танцевали на собственной свадьбе. Мне больно. Мне безумно жаль, Олег Петрович. Но я помню их живыми, и все тут. И не хочу, чтобы было иначе.

— Я понял, — тихо проговорил Олень. — Но при чем тут мой возраст?

— Просто хотела узнать, сколько вам лет, — улыбнулась я.

— А вам, Женя?

— Не дождетесь.

Он покрутил в руках опустевший бокал.

— Марина была мне очень дорога, — сказал он. — Несмотря на то, что я ей был безразличен.

— И теперь вы чувствуете, что никто, кроме вас, не имеет права вспоминать о ней с такой легкостью?

Олег Петрович посмотрел на меня очень внимательно.

— Типа того, — кивнул он. — Но, если честно, любое воспоминание о ней дается мне с трудом.

— Вашу с ней историю никто не трогает, Олег Петрович. Ваше — только ваше, никто этого не отнимет.

— Надеюсь.

Он вдруг спохватился:

— А что же вы ничего не едите, Женя?

Он привстал, обвел взглядом стол и потянулся за тарелкой с сырной нарезкой. Мне пришлось выбирать между камамбером и бри. Решила остановиться на последнем.

Пока я нанизывала на вилку кусочек сыра, Олег Петрович не сводил с меня глаз.

Ну, прямо как крестьянка, встретившая своего мужика с сенокоса и подавшая ему миску борща и деревянную ложку. С такой нежностью смотрят на кормильца, опору, защитника.

Под его взглядом я, конечно, старалась изображать из себя голодного человека, который забыл о том, что он голодный, но теперь очень благодарен тому, кто ему об этом напомнил.

В общем, бдительность Оленя я ненадолго усыпила.

Но вынести его назойливую опеку было адски трудно. В какой-то момент захотелось положить ноги на стол, опрокинуть стакан водяры, рыгнуть и, закурив, выпустить ему дым прямо в лицо. Лишь бы отстал.

— Вы очень мне помогли, Женя. Думаю, я смогу поделиться с вами кое-чем, — вдруг вкрадчиво произнес он.

Решил пооткровенничать? Да неужели? Кажется, сейчас мне предстояло услышать что-то весьма интересное. Я тут же отложила вилку.

— Мне известна причина, по которой Марина покончила с собой, — будничным тоном произнес Олег Петрович.

— Да вы что?!

От входной двери донеслись знакомые голоса — возвращались Иван и Алина.

Олег Петрович тут же откачнулся от меня в сторону, сделав постное лицо.

— Жаль, — быстро проговорил он. — Ну ладно. Видно, не судьба.

Что? Не судьба? Я потеряла дар речи. Потом посмотрела на парочку, преспокойно рассаживающуюся по своим местам.

Ох, как же вы не вовремя, ребята!

Было понятно, что мне удалось обойти острые углы и настроить Оленя на позитивную волну. Это же просто удача. Во всяком случае, вернувшихся ребят он встретил без раздражения на лице. Или мастерски притворился.

— Так, теперь моя очередь, — заявила я и поднялась со стула. — Алин, не угостишь сигаретой? Я так и не разжилась. Олег Петрович, составите компанию?

— А… да. Да, разумеется, — ответил он и с готовностью поднялся со стула.

Под удивленными взглядами молодежи мы покинули пивной бар и завернули за угол, где нас никто не мог увидеть.

— Не курю, — сообщил он.

— И я не особенно увлекаюсь, — призналась я. — Но хочу вас выслушать.

— Откуда такое рвение? — усмехнулся он.

— Оттуда, откуда и ваше желание поделиться со мной. Рассказывайте.

Мой собеседник не слишком долго раздумывал:

— У Марины был роман с нашим начальником, — сказал он. — Потом он ее бросил, а она не смогла это пережить.

— Вы серьезно?

— А что тут удивительного?

В его голосе чувствовалось раздражение. Минуту назад его не было, а сейчас «включил» на полную. Нужно было успеть выведать хоть что-то до тех пор, пока он не слишком разозлился.

— С каким начальником у нее был роман? — спросила я. — С Малаховым или с Савостиным? Или с кем-то еще?

Мне были известны такие подробности, но я хотела услышать версию Олега Петровича.

— Савостин — не начальник, — поправил меня Олень. — Он приблуда, протеже и смазливый канцелярист. Он ничего не решает, только разыгрывает из себя важного человека. Ничего, и его с постамента сбросят. Если я верно понял, то господин Малахов приболел?

— Да, он на больничном, мне его зам сказал, — ответила я.

— Карма, — с удовольствием отметил Олень. — Давно пора.

— Да почему же вы их так не любите? — не выдержала я. — Что, они вам где-то дорогу перешли?

— Потому что не умеют работать, хамят и мнят из себя черт-те что. — Олег Петрович прямо-таки выплевывал слова. — Думайте что хотите, Женя, но вы тут человек новый, многого не знаете.