Фарс о Магдалине - Евгений Юрьевич Угрюмов

Богу прилепися, вся люди научающи не усты токмо, но всем житием Богу служити, вопиюще Тому: Аллилуйя.

Разум человеческий недоумевает, помышляя, из каковыя беды на высоту ангелоподобнаго жития благодатию Христовою взошла еси, достохвальная Марие Магдалино. Тем же и мы, добрую тя, предстательницу имущее, молимся тебе тепле: избави нас от бездны греховныя, да любовию вопием ти таковая:

Радуйся, лютого демонскаго рабства избегшая;

Шут, по прозванью Бим

Теперь он!

Зал взрывается аплодисментами. Скатываются несколько манекенов.

Пётр Анисимович видит, как из зала на авансцену всходит человек, по прозванью Зритель. Он, на самом деле не в себе, как полоумный. Зритель спотыкается об один из манекенов и падает.

Бим

(Подбегает, услужливо помогает Зрителю подняться и сталкивает ногой манекены в оркестровую яму)

Нет-нет! Тебе ещё рано. Куда спешишь? (проводит Зрителя к помосту, на котором Певица).

Будешь и ты там, и все там будем. Всякому свой срок только. (Певице) Готова? (вталкивает Зрителя на помост).

И тут слышит Пётр Анисимович тишину, тишину, в которой ничего не слышно, как будто гроб защёлкнули защёлками, от чего пламя свечи колыхнулось и посуетило тени на стенах и блики на медальке, на иконке и на оловянной ложке, и на кухне что-то звякнуло железом о железо.

НОЧЬ ТРЕТЬЯ

На сцене, всё та же прибитая к заднику Луна, но её почти не видно в пароксизмах хрустальных люстр.

Звучит неистовый Собачий вальс

Неистовому вальсу соответствуют неистовые (в танце) пары…

Тот, кто по прозванью Зритель, подходит к Певице.

Голоса:

Проходи, не заглядывайся!

Капитан, лейтенант!

Принадлежало графу?

Да кому, какое дело, вечно ты не в свои сани лезешь!

Не в своё корыто!

Кто так говорит?..

Flores Paeoniae, Paeonia suffruticosa, Paeonia arborea…

Дама

(кокетничая своей склонностью к полноте)

Ну, зачем же так персонифицировать историю и мифологию?

Голос:

Reduziren!

«Это уже было!» – думает Пётр Анисимович.

Прекращается Собачий вальс и голоса, и хор, и наступает та тишина, которую услышал Пётр Анисимович, которая колыхнула пламя свечи и посуетила тени. Зритель подходит вплотную к Певице. В зал в это время заходит Рыжая.

Бим

(Луне) Свети, свети, любимая!

Снова тянущееся Largo. Певице и Зрителю Луна придаёт размывчатые формы, которые сливаются в одну, в существо с двумя головами, четырьмя ногами и общим сросшимся телом. В полной тишине чудовище раскачивается, вскидывает головами, взбрыкивает ногами, всплескивает руками, замирает, дрожит, танцует танец тишины.

Женский Голос:

Да, было. Мы же одну жизнь живём. Ты же, не где-то там, только в своих импереях…

Снова проскакивают, чуть громче, чем тишина, Голоса:

Смешной ты какой!

И подлый!

А что лучше, поди знай!

Женский голос:

Да я, собственно, для тебя это пишу.

Голоса, очень тихо:

Еды! Еды становится всё меньше!

…а желающих есть? (это «желающих есть» произносится будто бы, как: «есть ли желающие?»)

Дама

(кокетничая склонностью к полноте)

Ну, зачем же так персонифицировать историю и мифологию?

Голос:

Reduziren!

Женский голос:

Нет, конечно же, ты ни в чём не виноват.

Голос Того, кто в зале, Того, кто Зритель:

Понимаешь, я тогда думал, что мы будем…

Голоса:

Вишь, как загнул!

Сколько выложил – всё его!

Да Вы-то, сидели б уж.

Не кради, так может, и у тебя не украдут!

Сказано: Не делай другому того, чего не хочешь, чтоб сделали тебе.

Женский голос:

Ты думал, ты всегда думал о том, что кататься на разных коньках – это позорно. Я тоже у тебя была, потому что это было не позорно, потому что ты знал, что тебе, даже, все завидуют.

Голос того, кто в зале – Зрителя

Да нет же, ничего я подобного не думал.

Женский голос:

Ты это чувствовал, это было у тебя в крови.

Голос того, кто в зале – Зрителя

…

Женский голос:

И что же случилось? Я стала некрасивее, у тебя появилась девушка или тебе не нужна была уже зависть оравы? Или нужна уже была зависть другой оравы?

Голос того, кто в зале:

Нет, нет же! Какая орава? Я любил тебя.

Женский голос:

Так что же победило любовь?

Голос того, кто в зале, того, кто Зритель:

…

Женский голос:

Молчишь?

Бим

(Выходит на авансцену и обращается в пустой зал, или в пустую залу, как хочешь. Осветитель оставляет Бима в прожекторе, остальных же превращает в танцующих кукол, на фоне громадной, на весь задник, прибитой гвоздями к заднику Луны. Радист останавливает Матчиш, и только Бим; и его монолог прерывается, время от времени, гудением клинящего микрофона – тогда от речи Бима остаются только жесты, присядки, прискоки и ужимки.)

«Уважаемая публика, – как говорил мой коллега, – а не найдётся ли у вас в кармане ру…» Пуб… Ау! (микрофон зашкаливает, но Бим продолжает говорить, рассказывать, махать руками и жестикулировать). Публика! Ау! (микрофон снова зашкаливает).

И Пётр Анисимович видит только кривляющегося Бима, но слышит другие слова:

В рукописи было написано дальше про то, как гости из уголовного розыска, суд, адвокат и согласившийся Советник, уходя, сказали, что законного состава преступления (по закону, – подчеркнули они) нет, отпустили всех свидетелей, консультантов, зрителей и ушли, несолоно хлебавши, при этом Бимов, уходя, сказал, что с точки зрения психоанализа, конечно… и ушёл… при этом, будучи снова пойман глазом Аниски, подмигнул ему, будто говоря: Вы-то, Пётр Анисимович, сами знаете, что любая добродетель, если в основе её лежит ложь, всё равно обернётся злом… и ушёл.

Бим

(кривляется) …и ушёл не дослушал Скрипкиной речи, а скрипка? выплакивалась без слов, без такта, и только глупая тарелка вылязгивала, что это и как это?

А публики нет! Этот последний был (кивает на Зрителя, который слился с Певицей) – этот последний – сам теперь шут (вглядывается в зал и видит пришедшую Рыжую) А-а, ты пришла. Всё же я прав, театру нужен зритель! хоть один, но нужен. И главное – этот, хоть один – всегда находится. А! как только не останется ни одного – театр исчезнет, он превратится в мир, а миру зритель не нужен, и, даже, даже в виде Господа Бога, в виде Господа Бога потому ещё, что какому богу не надоест это тягучее, однообразное туда-сюда.

Поэтому мы, как видите, имеем всегда свою, оплачиваемую публику (на этих словах поднимается весь оплаченный амфитеатр, аплодирует и славословит). Это