Белая сирень - Маша Ловыгина

Девушка развернулась на негнущихся ногах и юркнула, наконец, в спальню. Валентина же так и осталась стоять посреди коридора, опустив руки.

Запашок в ресторане действительно был ядрёным. Рядом с оплавившимся дном бочки валялось полуистлевшее тряпьё, а в воздухе кружились серые частички пепла. Жирный чёрный след тянулся по потолку в сторону кухни.

— У кого ж ума хватило такое сделать? Как и пролезли внутрь? — Ирочка, уперев руки в бока, рассматривала коридор. — Воняет-то как! Освежитель здесь не поможет.

Оля крутила головой, разглядывая чёрные пятна над головой, и слушала Ирочку. Они с тёткой пришли раньше всех, Оле так и не удалось толком выспаться, когда Валентина растолкала её. Сама она, кажется, так и не ложилась после визита Морозова.

В ресторане тётка сразу же закрылась в кабинете, оставив племянницу встречать остальных.

Морозов появился чуть позже. Он был мрачен, с ноги открыл дверь в кабинет Валентины. Один из его людей, быстро осмотрев место поджога, провёл несколько раз пальцем по поверхности пола и двери, затем понюхал и крикнул второму охраннику:

— Тормозную жидкость разлили. До кухни след идёт, а там — газовые баллоны. Вовремя вы вчера успели.

— Да уж, полыхнуло бы, на хрен, в один момент! — второй бугай осклабился, повернувшись к Ирочке и Оле. — Не поздоровится кому-то!

— Ну что, можно уже убирать? — Ирочка поморщилась. — По-быстрому приберёмся и домой пойдём? Что хозяин говорит?

— Цыц, говорит, шалавы! — заржал охранник. — Сидите тут и не рыпайтесь. Ждите приказа.

Оля поправила косынку, надеясь, что Ирочка не заметит изменений в её причёске.

Валентина вышла из кабинета. На её щеках горели ярко-красные пятна, а вдоль уголков рта пролегли глубокие морщины. Скользнув взглядом по Ирочке и Оле, она, пожевав губами, велела:

— Ира, со мной на склад. Ты, — сощуренные глаза упёрлись в Ольгу, — налей чай Роману Борисовичу. Термос на кухне. Газ и электричество не включаем, пока не закончится проверка. Электрика вызвала.

— Дядя Лаврик бы всё проверил! — заикнулась Оля, но тётка лишь досадливо отмахнулась от неё.

— Вот ведь, засада! — Ирочка вздохнула и понеслась вслед за Валентиной.

Оля растерянно смотрела на дверь. Охранники, сговорившись, отправились на улицу курить.

Налив чай, который сама же и заварила утром, Оля поставила чашку на поднос рядом с сахарницей. Подумав, положила салфетку, на неё ложку. Злить хозяина не хотелось. Да и надежда на то, что Морозов будет занят делами, придавала Ольге уверенности. Сейчас поставит чашку перед ним и быстро шмыгнет за дверь. Лучше лазить с Ирочкой по пыльному и холодному складу, пересчитывая остатки продуктов, чем прислуживать Морозову.

Оля ткнула углом подноса в дверь, затем нажала локтем на ручку, помогая себе.

В кабинете царил полумрак. За окном рос куст акации, её ветки упирались прямо в стёкла, закрывая обзор и затеняя и без того, лишённое солнечного света, место. Частая решётка приварена изнутри, на подоконнике между ней и давно не мытым стеклом скопилась пыль и россыпи мелких, высохших уже насекомых. Оля только в крайних случаях заглядывала к Валентине и дальше порога не заходила. Привыкнув к полумраку, Оля разглядела рабочий стол, шкаф с зеркалом и полками. Морозов сидел на кожаном диване справа от двери за небольшим низким журнальным столиком. Откинувшись на спинку, он молча следил за тем, как Ольга подходит к нему боком и ставит перед ним чашку.

Девушка старалась не смотреть на Морозова и побыстрее улизнуть из комнаты. Ей был неприятен его пронзительный взгляд с прищуром и то, как он, почти осязаемо, близок.

— Зачем волосы обрезала?

— Захотела и обрезала! — Ольга, прижав поднос к себе, взялась за ручку двери. — Моё дело.

— Куда? — Морозов поднялся. — Вытри стол сначала. Развели свинарник.

Оля помедлила, раздумывая. Положила поднос на широкий подлокотник дивана, затем стащила передник и, сложив его вчетверо, завозила по столешнице. Подняв чашку, протёрла под ней. Рука дрогнула, несколько капель упали на стол.

— Горячая! — раздался за спиной голос Морозова.

— Нет, чай почти остыл. Просто неудобно, — Оля нагнулась и аккуратно поставила чашку.

— А так? — Морозов подошёл сзади и, обхватив её за бёдра, с силой прижал к себе.

— Что вы делаете?! — Оля попыталась вывернуться, но это было не так-то просто сделать. Она дёргалась, зажатая в мужских руках словно в стальных тисках. Попробовала достать до его лица, хлестанув фартуком, но Морозов, спеленав ей руки, легко приподнял над полом и, поддав коленом под зад для ускорения, кинул Олю лицом в кожаное сидение дивана.

— Ира! Тётя Валя! — Оля завопила, но тут же замолкла, уткнувшись ртом в широкую ладонь.

— Тихо, тихо! — Морозов навалился на неё сверху всем своим мощным телом и продолжал вдавливать в зазор между спинкой и сидением. — Я ещё ничего не делаю.

Оля попыталась укусить его за палец, но он сжал её лицо так сильно, обхватив с обеих сторон, что она могла с трудом дышать, упираясь лбом и носом в скрипящее покрытие. От бессилия она яростно завыла. И тут Морозов отнял руку от её лица и негромко шикнул:

— Тс-с… Всё, успокойся, я тебя не держу.

Ольгу подбросило кверху. Под смех Морозова она вылезла из-под него и, поправляя одежду, заметалась по кабинету, растрёпанная и дезориентированная.

— Ах, ты ж, коза! — Морозов довольно потирал ладони.

Дверь в кабинет резко открылась, и Марина, запыхавшись, ворвалась внутрь.

— Рома, что случилось? Я только сейчас узнала. — Заметив Олю, она нахмурилась и попыталась оценить обстановку. — Ты, что здесь делаешь? — зрачки её расширились. — Где Валентина?

Оля, словно затравленный зверёк, вжала голову в плечи.

— Ты чего тут хвостом крутишь?! — в глазах Марины появился недобрый огонёк.

Морозов с интересом следил за ними, продолжая широко улыбаться.

— Да пошли вы все! — Оля, оттолкнув Марину, выскочила в коридор.

— Свежего мяса захотел?! — Марина, тяжело дыша, свистящим шепотом обратилась к Морозову.

— Пошла вон! — Морозов одним глотком осушил чашку.

Губы Марины болезненно скривились, на дне красивых глаз заплескалась яростная боль.

Оля забежала в туалет, захлопнула дверь и включила воду. Заметив своё отражение в небольшом зеркале над раковиной, пригладила растрёпанные волосы. Затем набрала пригоршню воды и с жадностью выпила. Отряхивая одежду, с силой провела вдоль тела ладонями, чтобы стереть ощущения от рук Морозова. Оставаться и дальше в ресторане у неё не было никаких сил.

Пойти пожаловаться тётке или Ирочке — значит признаться в том, что сама спровоцировала Морозова. Все всегда говорят, что женщина виновата. Даже не так, а грубо, мол, сука не захочет… Господи, как же противно!