Раненый город - Иван Днестрянский

Ты, Гриншпун, кинофильм о Кутузове помнишь? Постный глазик вверх и шамканье: «Сохраним армию — сохраним Россию, потеряем армию…» Пойми эту логику уродскую: если спалят город, село, разнесут в клочья дом, в котором ты родился и вырос, срубят березу под окном, перебьют, изнасилуют, уморят голодом родню, соседей и друзей — Родина будто бы останется в целости и сохранности! Главное, что армию, чуть не разбитую благодаря бездарным назначенцам, вовремя увели и она сохранилась у царя на подхвате! Ты ж не хуже меня знаешь, сколько здесь было лишних разрушений и смертей, пока четырнадцатая армия отсиживалась в своих гарнизонах, а затем большая часть приднестровцев повторяла ее «подвиг», — вместо того чтобы помочь Бендерам, сидела за Днестром и тираспольские зады охраняла! Так давай не будем вслед за холуйской пропагандой повторять, будто реальное разорение страны — это меньшее зло по сравнению с какой-то угрозой царской заднице! Что от страха за руководящую жопу можно ставить во главе войск никчемных командующих и придерживать армию, одновременно науськивая на врага безоружный народ, а затем писать эту резню себе в заслуги. И еще я тебе скажу, что если бы русская армия, ведя решительные действия, проиграла ту, первую отечественную войну, в чем я сильно сомневаюсь, это поражение было бы меньшим злом, чем разорение и вымирание нескольких губерний. Наполеон — не Гитлер! Дал бы под зад Кутузову и царю — Россия не погибла бы! А вот двойная стратегия — сражаться с врагом, но чужими руками и так, чтобы при этом попки вождей со всех мыслимых и немыслимых сторон были под защитой, — она к гибели страны имеет куда больше отношения! Это она ведет к самым диким решениям, к жутким потерям!

Перевожу дух, и продолжаю, сбавив тон:

— Кто великим полководцем был — так это Суворов, который о себе не пекся, ни пяди земли врагу не отдавал! С десятикратно меньшими силами громил стотысячные армии, неся при этом ничтожные, а не бородинские потери! Невозможно себе представить, чтобы Суворов под Аустерлицем бежал с Праценских высот или на Дунае отступил от Рущука. Да он бы сам окружил Наполеона под высотами, и перебил бы отступивших турок в их собственном лагере! Тем более, что под Рущуком у русских был полуторный перевес в артиллерии… Так тут же наплели, что Кутузов у Суворова был любимый ученик! Прежнее мнение у тебя — пожалуйста! Подумай просто над тем, что я сейчас говорю…

Гриншпун молчит. Он вроде не обижен. Переваривает. Думает, наверное, продолжать этот разговор или нет.

— Так он и вправду его учеником называл!

— Это ты, не иначе, от самого Суворова слышал? Знаешь ли, Суворов едкий, ироничный был человек! Расскажу тебе ту же самую, что ты помнишь, байку о штурме Измаила, слово в слово, только смысл наоборот! Измаил штурмовали несколькими колоннами и десантом через Дунай. Как началась высадка десанта, турки растерялись и все колонны забрались на крепостные стены, а кутузовская внизу топчется, турецкие ядра и кирпичи черепами отбивает. То есть дает туркам возможность снять с этого участка стены часть сил и бросить их против десанта и других колонн! Суворов и посылает к нему гонца: «Назначаетесь комендантом Измаила!» Представь себе позорище: комендант, который в город войти не смог, за теми вполз, кто крепость взял. Вот в армии слава бы пошла! А вдруг, не приведи Господь, отобьются турки? Как тогда царю-батюшке объяснять обратную сдачу города, комендантом которого ты уже был назначен? Делать нечего, пришлось Кутузову всерьез в атаку идти! Ну и комендантом стать хотелось тоже. Суворов же на его самолюбии играл, а не в любви ему признавался. И правильно делал! Другого командира ему никто не дал бы. Вот тебе и любимый ученик! А потом тыловые крысы, которые дупля не рубят в отношениях между людьми в бою, выдали все за чистую монету. Приспособили к тому смыслу, который хотели изобрести.

Гриншпун хмыкает и качает головой.

— Я тебе и другую байку перескажу, о том, как Суворов Кутузова за хитрость хвалил. Он-де самому Де Рибасу в хитрости не уступит, вот какой молодец! А соль-то в том, кого и с кем сравнивают. Де Рибас — инженер, а не пехотный командир. Строил укрепления и, как всякий иностранец, получающий хорошее жалованье на русской службе, вперед за свои стены и редуты лезть не стремился. Ну, сам понимаешь, на черта ему это было надо? И вот для того, чтобы ни в коем случае в пехотный бой не попасть, он и проявлял хитрость. По уточнении смысла сравнение с Де Рибасом для Кутузова такое «лестное» получается, аж некуда! Двухсот лет как не бывало! Словно Суворов про нашего Кицака сказал!

— А ну напомни мне, что ты против русского штыка имеешь? Суворов его вроде бы тоже полюблял…

— Слушай, ты меня не зли! Суворов учил: «глазомер, быстрота, натиск!» — и в штыки ходил против опоздавшего полностью изготовиться к бою противника, чтоб опрокинуть его, захватить пушки и обозы. И средство это сильное. Ты вспомни единственный раз, как наши в частном секторе наскочили на мулей и схватились с ними в рукопашной! Побили их, прогнали, но сами в каком шоке возвращались? Поглядел на них и сразу понял стихи: «Я только раз видала рукопашный, раз наяву и тысячу во сне. Кто говорит, что на войне не страшно, тот ничего не знает о войне…» Друнина, кажется, написала… Если б я там был — точно усрался бы. Вот и выходит, что суворовский штык с кутузовским ничего общего не имеет. У Суворова это расчетливая психическая атака, а у Кутузова — «последний парад». Это ж такая прелесть — дать врагу выставить двести пушек, а потом ножичками его доставать, ножичками…

Гляжу на реакцию. Морда непроницаемая. Затем Гриншпун вновь впивается в свою сигарету. Выпустив дым, говорит:

— Знаешь, то, что ты сейчас прогнал, не понравилось мне поначалу сильно. Непривычно слышать такое как-то… Надеюсь, ты не имел в виду, что с Гитлером драться не надо было?

— Нет, такого я в виду не имел! Еще как было надо! Я тебе говорю о том, из-за чего на краю гибели несколько раз стояли. Ведь наша советская власть в этом плане от царской власти в лучшую сторону не отличилась. Во вторую отечественную такое же безвыходное положение народу создала. Товарищ Сталин обезопасил себя до такой степени, что два года фашистов не могли остановить, а кое-где их вообще встречали хлебом-солью… И как только понял, что натворил, бросил клич: «Миленький народ, ты очень храбрый и хороший, веди себя точно так же, как во времена Кутузова и Александра Первого!». Откуда такая, вопреки коммунистической идеологии, преемственность? Дважды, если считать с революцией — трижды разрушили страну, и каждый раз результат был один: те, кто воевал и победил, — в гробу, в лучшем случае едва живы, не у дел. Накипь, которая за их спинами себя с Родиной уравняла, — подлатала под себя историю, вся наверху! До того развелось накипи, что она уже за патриотическими словами прятаться перестала. Обозвалась демократией и свое открытое предательство, четвертое подряд разорение страны, выставила как доблесть… И последнее, самое для меня горькое, — наши тираспольские вожди… Не случайно в Приднестровье об отечественной войне опять вспомнили! Кицаковщина, от которой мы тут волками над убитыми друзьями воем, — это же Кутузовщина в миниатюре! Те же идеи с призывами, та же практика! Что на восточном берегу делает батальон «Днестр», куча других частей, техники?!! Куда ушли отсюда наши танки?!! Наше Тарутино — Ближний Хутор,[34]вот как оно называется!!!