Единственная для принца. Книга 3 - Анна Агатова

Шум нарастал, и уже спутать его с шумом в ушах никак не получилось бы. Звуки многочисленных тяжёлых шагов и звона оружия нарастали, не оставляя сомнений - их преследуют, и преследователи уже близко.

И Зиад понял, что он потерял Раду навеки - он не справился, не вытащил маркизу из лап короля Оландезии, и не выбрался сам...

Вдруг послышался тихий выдох Перлы и знакомый голос.

- Зиад, скорее!

Рада!

Он резким движением смахнул с глаз солёную пелену. Дверца, большая, как он и рисовал, чтобы проползти в неё не очень сгибаясь ни ему, ни Перле, была открыта, а за ней... Рада! Но сначала долг.

- Перла, вы первая! Быстро!

Она, как хорошо вымуштрованный солдат, выполнила команду - мигом присела и, извиваясь мимо него, почти перегородившего проход к дверце, протиснулась в отверстие. Полотно тяжёлой картины придавило спину Зиада.

А там, где он в штанах легко прошёл бы, пусть согнувшись, пусть неудобно, маркиза в придворном наряде застряла. Почти в лицо Заду упирался её помятый кринолин. Там, за дверцей и этой юбкой, были слышны всхлипывания, возня, судорожное бормотание и чьё-то отчаянное злое шипение.

Но крики вооруженной толпы заглушали звуки с той стороны дверцы.

- Скорее, - выдавил он сквозь стиснутые зубы, - сюда идут!

С той стороны послышалось резкое:

- Возьми, Зиад, - и к нему через дверцу и складки ткани протянулась рука с зажатой рукоятью. Он схватил оружие и несколькими быстрыми движениями надрезал платье маркизы, невежливо и даже грубо толкнув её туда, куда и сам хотел пробраться больше всего на свете.

От входа в галерею послышались отчётливые крики - отряд был уже здесь, и его нелепо торчащие из-под картины ноги заметили.

Юбка рывком исчезла в проёме, а две пары сильных рук ухватили Зиада за кисти и голос отца приказал:

- Сынок, пригнись.

Господин посол только успел заскрипеть от боли зубами, подтягивая ноги, как резким движением его выдернули на ту сторону.

Разочарованный вой и ругань были слышны несколько мгновений, пока дверца закрывалась. И тут же смолкли, как отрезанные, когда растворился на стене, обитой штофом со скромным узором, контур маленькой дверцы.

Ни единое окно не светилось. Дамиан, учащённо дыша после бешеной скачки, одним тихим прыжком вскочил на невысокое крыльцо, оглянулся по сторонам - в непроницаемом мраке ничего не было видно - и тихо постучал.

Дверь открылась быстро, будто его ждали. И открыла сама Валери.

По тому, как тихо и осторожно она это сделала, Дамиан понял, что стоит хранить молчание. На какое-то мгновенье захолодело в душе от мысли, что дверь перед самым его лицом захлопнется, и поспешно вставил ногу в приоткрывшуюся чуть освещённую щель, а потом мягко, но сильно надавил на дверь.

Валери, запахивая на себе большую шаль, простоволосая, с испуганными глазами, отступила внутрь дома. Морщинка тревоги перерезала её лоб, и губы тихо, едва различимо прошептали:

- Что?.. Что-то случилось? Мне казалось, у тебя всё хорошо...

Дамиан обшарил взглядом её лицо и фигуру, сглотнул и глянул в её тёмные сейчас глаза.

- Не прогоняй меня, - так же тихо, как и она, проговорил Дамиан, сделал шаг к ней и обнял. Как ему сейчас это было нужно! Отстранился - её чуть откинутое недоуменное лицо, встревоженный взгляд и эта складочка на лбу...

Забурлившее в груди нечто натянуло терпение до треска, и он решительно потянулся и прикоснулся губами к её лицу, потом ещё и ещё, и стал покрывать резкими поцелуями её глаза, щёки, нашел её губы, и жадно, голодно стал целовать.

Валери оттолкнула его, сделала шаг назад. Тяжело дыша и глядя исподлобья, зябко поправила шаль.

- Сумасшедший! - сказала тихо, но строго.

Потом быстрым шагом приблизилась к двери и задвинула засов, подняла со стола подсвечник с маленькой, едва светящей свечкой, и бросила на него недовольный взгляд через растрепавшиеся пряди. Глянула - будто обожгла. А сама дыхание никак не может перевести, дышит приоткрытым ртом. Прошептала:

- Нельзя. Услышит ещё кто.

И пошла в дальний угол большой общей комнаты. Обернулась на опустошенного её отказом застывшего у двери Дамиана. Сверкнула строго глазами, прошептала:

- Ну что стоишь, Демьян? Иди за мной.

Не зная, что и думать, Дамиан сделал несколько неверных шагов. Сердце грохотало в висках, в груди бурлило и клокотало что-то огромное и непонятное — то ли радость, то ли боль. Руки крупно дрожали...

Валери пропустила его в тесную комнатку и закрыла за ним дверь. Даже в свете едва теплившегося огонька были видны простые беленые стены, на которых две огромные тени тревожно метались по стенам и меняли форму от огонька свечи, бурно качавшегося от их движений.

Только Дамиан смотрел не на стены - его взгляд обегал её фигуру в чём-то длинном, её лицо, наполовину спрятанное за растрёпанными волосами, и замер, прикипев к груди, ходившей ходуном от её тревожного дыхания. Поднял на её лицо тяжёлый взгляд.

Валери стояла то ли у стола, то ли у комода - в темноте не разобрать - и смотрела на него всё так же исподлобья, но только теперь этот взгляд был... робким? нерешительным? И Дамиан, с тоской и тревогой всматриваясь в её лицо, сделал один короткий шаг.

Она, не отрываясь, смотрела в его лицо, не двигалась, молчала. Только тяжело дышала. Легко вздрогнула, когда его ладони легли на её талию. Замерла, чуть приоткрыв рот, будто хотела что-то сказать, но не оттолкнула, задышала ещё чаще, сбивчивее.

От тепла, что чувствовали его ладони, Дамиана пронзали тонкие молнии, вызывая такой прилив восторга, что дыхание прерывалось и вырывалось из горла с хрипом. И ладони принца сжались на этой удивительно тонкой талии, а потом провели вверх по спине, поднимая её сорочку.

Он не услышал, нет, уловил её несмелый прерывистый выдох «да!» и не стало больше сил быть осторожным, ждать ответа или разрешения...

Он вжал её в себя, накрыл ртом рот, кусая, впитывая, поглощая... Её, такую податливую и робкую, такую юную и неопытную, и от этого ещё более желанную.

Восторг в душе разливался широким весенним половодьем, и Дамиан уже не понимал ни где он находится, ни что с ним происходит - он поглощал извечный свет Плодородной, который держал в руках.

Его прикосновения, тихий трест ткани от судорожных поспешных движений, тихий выдох, нежный запах её пота и желания мгновенно расширившиеся глаза и приоткрывшиеся губы, когда он сделал наконец то самое, единственно верное движение, которого так давно просило его тело - всё делало свет внутри него ярче, ослепительнее.

И каждое его мерное движение, каждый хриплый выдох, каждая капля пота, упавшая со лба, затем и каждый её всё более громкий стон, всё более отрешенный взгляд под полуприкрытыми веками, - всё прибавляло ослепительного жара в его душе, растворяя его самоё и делая великим, всемогущим, подобным богу... Её вскрик поднял волну света до неба, пронзил пространство вширь за горизонт, сотрясая и скручивая его так, будто он в этот миг созидал Вселенную.