Русь неодолимая. Меж крестом и оберегом - Сергей Нуртазин

Задумано, да не сделано. Войско быстро собрать, упорядочить и направить в нужное место не успели. Зато воины Болеслава, вдохновленные победой над передовым русским отрядом, ринулись дальше. Некоторые из польских воевод и союзников боялись западни, уговаривали польского князя остановиться, подождать, пока переправится все войско, но Болеслав велел не мешкая идти вперед. Вскоре мечи зазвенели рядом с шатром киевского князя. Несмотря на упорное сопротивление, поляки сокрушили разрозненное войско Ярослава, оно дрогнуло, побежало. Более половины русских воинов были ранены, пленены и убиты. Ярославу с трудом удалось прорваться и бежать лишь с несколькими дружинниками. Среди них был и Витим. Он-то и отвлек два десятка польских всадников, которые устремились за ними в погоню. Мысль, как избавить князя от преследователей, пришла вместе с гибелью одного из дружинников. Стрела нагнала верного княжьего слугу, и теперь, после смерти, он должен был в последний раз послужить ему…

Витим на скаку выхватил повод из рук мертвого дружинника и, лишь только беглецы достигли ивняка, поравнялся с Ярославом:

– Князь, остановись! Сними корзно!

Ярослав и его спутники осадили коней. Князь метнул взгляд на Витима, прерывистым голосом спросил:

– Молви, чего тебе!

– Отдай корзно мне, я уведу поляков.

Один из спутников князя Витима поддержал:

– Верно, сними корзно, князь, оно полякам на тебя указка.

Ярослав долго уговаривать себя не заставил, сорвал плащ, отдал Витиму.

– Если уведешь погоню, ввек об этом не забуду! Храни тебя господь!

– Князь, не мешкай, поляки близко!

Оклик заставил Ярослава поторопиться. Князь тронул коня, его путь лежал на север, к Новгороду. Витим накинул корзно на убитого дружинника и, придерживая за повод его коня, поскакал в сторону Киева. Обманул ловкий радимич поляков, увел погоню за собой. Помчал к малому леску, там ожег плетью чужого коня так, что тот, вместе с убитым хозяином, рванул с места, не разбирая дороги. Сам же, не теряя времени, завел коня в заросли кустарника, заставил лечь, лег сам. Едва он спрятался – по тропе проскакали поляки. Как он и предполагал, воины Болеслава увязались за княжеским корзном. Радимич долго не ждал, лишь только поляки скрылись из виду, вскочил на коня. Теперь ему оставалось одно – поскорее добраться до Киева. Там оставались Таисия и Надежа, и им могла грозить опасность. К тому же надо было предупредить и близких Ярослава, прежде всего княжну Предславу.

* * *

Витиму не удалось поспеть в стольный град прежде войска Болеслава, увести близких и предупредить Предславу. Нарвался-таки радимич на поляков. От погони ушел, но коня загнал. Он-то и подмял Витиму ногу. Двое суток с опухшими стопой и коленом выбирался пешеходом-хромцом из леса, пока не набрел в чаще на избенку бортника, у которого пришлось задержаться на излечение. Несколько дней пролежал у доброго человека. Бортник и его жена лечили его примочками и медом. Витим в благодарность развлекал пятерых детей хозяина рассказами и игрушками, которые лепил для них из воска. Помнил, как в детстве дядька Мечеслав вырезал для него зверушек и людей из дерева…

Лечение помогло, но и время утекло, поэтому и опоздал изрядно. На подходе к Киеву узнал: по прошествии двадцати двух дней после битвы войско Болеслава Храброго вошло в Киев. Святополк снова сел на великом столе. Дабы избежать разорения, киевляне во главе с Анастасом Корсунянином встретили князя и его тестя с почетом. В руках Святополка и Болеслава оказались восемь сестер, мачеха и жена Ярослава, а также вся киевская казна…

Витим знал, в городе появляться опасно, но там, во вновь отстроенном на старом месте доме, оставались Надежа и Таисия. В укромном месте пригорода спрятал доспех и оружие, добротную одежду сменял у полоумного нищего из Чернигова на тряпье. В город вошел под видом юродивого калеки со стороны Подола и сразу направился к дому Торопши.

Старый дружинник немало изумился, когда сгорбленный, хромоногий муж с грязной повязкой, скрывающей половину лица, и посохом в руках вошел к нему в дом и поздоровался голосом старого знакомца.

– Здрав будь, дядька Торопша.

– Витим?! Ты ли это?! – Торопша кинулся к радимичу, крепко обнял. – А я думал, полег ты у Буга-реки или в плену. Поляки похваляются, мол, добрую половину войска у Ярослава извели.

– Сколько, не ведаю, но многих славных мужей мы потеряли. – Витим распрямился, прислонил к стене посох, снял нахлобученный до бровей дырявый колпак, сел на лавку.

Торопша почесал затылок:

– Беда. Ляхи, угры да печенеги бесчинствуют, немцы от них не отстают. Кияне ропщут, да и в других градах, куда Болеслав своих воев для порядка разослал, недовольство зреет, наши мужички уже не один десяток находников изподтиха на тот свет отправили. Да и Святополк не рад тестюшке. Тот в городе себя хозяином чувствует. По всему видно, Болеслав и сам не прочь в Киеве сесть, а это князю не по нутру.

– Сам козла в огород пустил, нечего на Русь инородцев наводить.

– То верно, теперь думает, как от него избавиться. – Торопша опасливо глянул на дверь, утишил голос. – Десяток дней назад приходил ко мне боярин Еловит, подручник Святополков, подбивал людей недовольных находить да ляхов исподволь изводить. Молвят, что и воевода Путша, сотрапезник его, тоже тайно киян к смуте склоняет.

– Живы, значит, злодеи. А почто Еловит к тебе-то наведывался? Али не ведает, что ты к Ярославу перекинулся?

– О том мало кто ведает. Я же под Любечем к Ярославу под вечер утек, да и битву ночью затеяли. В темени кто меня узнает? Опять же, в стане Святополка все пьяны были, до меня ли кому. Да и я после Любеча помалкивал. К тому же я с вами из-за раны на Буг не ходил, а Еловиту ведомо, что дружинник Торопша воеводе Волчьему Хвосту верный человек был. Потому и явился, подлый, кол ему в глотку. Ничего, придет время, мы ему и за князя Бориса, и за ваш дом, в прошлом годе сожженный, и за Надежу с Таисией отомстим.

Витима будто подбросило:

– За кого?! Что с ними?!

Торопша отшатнулся, удивленно спросил:

– Ужель ты дома не был?

– Не был. Кто меня в таком рубище в Верхний город пустит, да и побоялся, что недруги приметят, потому решил сперва к тебе наведаться, на Подоле безопасней. Тебя-то и хотел просить к моим сходить. Да ты не томи, молви, что стряслось?!

– Как все случилось, не знаю, от соседей ведаю, что вечером того дня, когда князь Болеслав со Святополком в город вошли, Еловит к Таисии с Надежей приходил, а утром дом опустел. Я тайком у людей выспрашивал, может, кто видел или знает, где они. – Торопша пожал плечами. – Словно в воду канули. Соседи же молвят, что это Еловита рук дело. Может, увез их куда? Или в Киеве держит?

– Пес паршивый!

Торопша кивнул:

– Верно, пес, и ходит этот пес в золотом ошейнике. Гривну убитого Георгия Угрина носит бесстыдно и без опаски, а голова Георгия по сей день земле не предана. Сказывают, Ефрем, брат Угрина, отыскал ее у Альты-реки, где дружину ростовскую с Борисом извели, и ныне при себе держит.