Жизнь в полосочку - Таисия Удальцова

Интересно, что он имел в виду под «все»? Первое свое послание, внезапно возникшие чувства или… Или она случайно угадала, и Марат действительно как-то связан с посыпавшимися на Лешку Сазонова неприятностями?

Тамара нахмурилась, она действительно плохо помнила первый вечер в казино. Начало еще так-сяк, а вот потом… Потом — пустота. Связные воспоминания появились уже о родной квартире. И о жутком похмелье. Она тогда едва не скончалась.

Тамара сверлила взглядом монитор, пытаясь вытянуть из двух скромных строчек все возможное.

Может, Лешка поссорился с Баймуратовым? Извлекая Тамару из заведения. Или… или даже оскорбил его?

Тамара раздраженно фыркнула: за Сазоновым не заржавеет! Он вообще глупеет на глазах, когда дело касается ее, Тамары. Опекает, видите ли.

Его просили?!

Мучительные размышления ни к чему не приводили. Тамара то с негодованием отметала любую причастность Марата Баймуратова к недавним событиям, то снова впадала в сомнения. Лишь когда за окном посветлело, она почти убедила себя — речь идет только о чувствах Марата.

С ужасом посматривая на стремительно синеющее небо, Тамара завела будильник — не хватало опоздать на встречу! Марат запросто мог решить: она не приедет — и вернуться в город. У него наверняка каждая минута на счету, как и у Сазонова.

Подумает — она дискету не получила. Или, что еще хуже, не желает его видеть.

А она желает?

Тамара угрюмо посмотрела на себя в зеркало. Твердо ответить на этот вопрос она не могла. Недавние полудетские мечты о принце на белом коне растаяли словно дым. Марат сейчас казался просто интересным мужчиной, не больше. И стоило ли мчаться в Городище ради встречи с ним, она не знала.

Тамара сорвала с постели покрывало и негодующе хмыкнула: как же, не знает она! Да из элементарного любопытства полетит. Баймуратов преотличный психолог, если раскусил ее всего за две встречи. Ведь будь приглашение традиционным, Тамара наверняка бы отказалась.

Умен, умен, ничего не скажешь.

Тамара легла и сладко потянулась: кровать — лучшее из изобретений человечества. Жаль, она вечно ложится, когда уже ноги не держат, на нормальный сон и времени не остается.

Глаза слипались, шум просыпающегося города за окном звучал почти колыбельной, и последней мыслью было: «Буду считать завтрашнюю встречу обычным свиданием. Романтическим, а не деловым».

Разбудил Тамару не будильник, а телефонный звонок. Который надрывался так, будто уже отчаялся быть услышанным.

Крыс сидел рядом. Задрав голову, раздраженно сверлил взглядом стол. При этом не гавкал и не бросался к Тамаре, пытаясь поднять, что удивительно.

Вообще-то бультерьер терпеть не мог резких звуков. От телефона же мгновенно стервенел и начинал оглушительно лаять. А тут — надо же, пожалел хозяйку.

Тамара с трудом открыла глаза и покосилась на будильник: девять. Всего девять! А она легла почти в пять.

Тамара с ненавистью прошептала в сторону телефона:

—Да заткнись ты!

Крыс опасливо полез под стол, подальше от гнева любимой хозяйки, а телефон зазвонил еще истеричнее. Он явно жаждал внимания.

Подушка звуки гасила слабо, и Тамара в который раз пожалела, что не сунула телефон Сазонову. Лешка давно предлагал умерить звук. А она вредничала. Мол, в своем доме командуй. А ей и так сойдет.

Да кто же там такой настырный, а?!

Тамара тяжело вздохнула и водрузила на голову вторую подушку. Настырных в ее окружении долго искать не приходилось. Да любой!

Лельку взять или Лешку. Оба только о себе и думают. Если что нужно, мертвого поднимут, а Тамара пока еще дышит. Не их стараниями!

Или Машку вспомнить. Правда, они с Машкой практически не общаются, это Лелькина подруга, недавняя, кстати. Или она что путает?

Тамара высунула нос из-под подушки: может, в самом деле Машка? Мало ли чем кончилась вчера ее разборка с Ванькой, мужем единственным?

Тамара озабоченно запыхтела: рыжий-то он рыжий, но не дурак, иначе бы денежки в таком количестве не заколачивал. Машка говорила как-то — у Епифанцева вполне легальный бизнес. Автомастерская, что ли. Разбившиеся иномарки реанимирует.

Кстати, если Ванька не кретин, должен наконец понять — Машка не из гулящих. Легкомысленна до предела, это так, но нормальная чистая девчонка. И забавная.

Тамара негодующе отбросила подушки: впрочем, от мужиков дождешься объективности, как же. Лешку Сазонова вспомнишь — хоть сразу петлю намыливай. Все проще, чем искать справедливость.

В Лешке?! И лупа не поможет.

Тамара угадала, звонила Маша. Она еле-еле слышала ее голос сквозь шум воды. К тому же рядом еще и музыку включили.

Тамара бросилась с трубкой к постели, устроилась поудобнее и сказала:

—Говори громче, ничего не слышно.

—Не могу, Ванька под дверью околачивается.

—Под дверью? А… ты где?

—Ванну принимаю. Воду почти на полную мощность открыла и магнитола, слышишь, орет?

—Трудно не слышать.

—Это чтоб поговорить спокойно.

—Хорошенькое спокойствие!

—Сама виновата.

—Я?!

—Ну да. Заморочила Ваньке голову, он теперь от меня ни на шаг не отходит.

—Почему?

Машка хихикнула:

— Наверное, боится — повешусь. Или утоплюсь. Кстати, как это он меня в ванную пустил и дверь дал закрыть? Точно под дверью дежурит, таракан рыжий! Подслушивает.

Тамара закашляла. Машка разудало крикнула:

—И черт с ним! Кроме «бу-бу-бу» ничего не разберет.

Она уменьшила напор воды и сладко пропела:

—Вань, ты здесь?

Тамара услышала невнятный голос Епифанцева. Машка громогласно пояснила любимому мужу:

—Вань, я с подружкой болтаю, ты ее видел. Томкой звать. Мышь мышью, вечно в джинсах да свитере лазит, но ведь переживает после вчерашнего, жалко, неплохая девка….

Тамара потрясенно открыла рот. Ванька что-то забубнил. Маша хохотнула и зычно распорядилась:

—Кофейку поставь, лады? Минут через пятнадцать выйду, позавтракаем.

Напор воды снова увеличился, Маша весело поинтересовалась:

—Что ты там Ваньке вчера наболтала?

Тамара икнула, у нее не было слов. Бессовестная Машка опять обозвала ее мышью! Да еще при своем рыжем пузатом Ваньке.

Нет, понятно, она, Тамара, далеко не красавица. Косметику к тому же не любит, да и джинсы ей удобнее любой новомодной тряпки, но ведь не мышь серая, а? Лелька уверяет: она — миленькая. Лешка вообще в глаза врет — мол, лучше никого в белом свете нет, а Машка…