Секрет - Шарлотта Бронте

Написание имен у Шарлотты и Брэнуэлла немного разнится.

Достопочтенный автор начинает свой труд заявлением, что конюхи и лакеи — ближайшие его знакомцы, причем утверждает это в таком тоне, будто они министры двора или полководцы. Однако всем нам известно, что лживость этих людишек вошла в поговорку. Вот уж воистину твердое основание для истины и непредвзятости! Впрочем, пора перейти собственно к обвинениям.

Лакей, снабдивший автора сведениями, в рассказе о встрече капитана Древа и лейтенанта Барсука утверждает, что якобы перелез через изгородь подъездной аллеи. Как такое возможно? Изгородь обсаженной деревьями аллеи! Разве этого не довольно, чтобы тут же отбросить книгу как лживую? Далее тот же лакей говорит, что библиотекарь был в плаще и маске, что не помешало ему (лакею) мгновенно его узнать. Помилуйте! Как можно в темноте узнать человека, на котором маска и плащ? Никак! Однако автор на той же странице еще раз повторяет эту нелепицу. И это еще не все. Далее он утверждает, что ворота на кладбище открыл Маграсс. Однако мы можем доказать, что Маграсс в описанное время был в Чурбандии[39]и присутствовал при вскрытии завещания. Через несколько страниц, при описании второго визита на кладбище, рассказчик утверждает, что сэр А.Х. Бейди, Эдвард Лори и удалец Фордыбак соскользнули с отвесной и совершенно гладкой мраморной стены высотою в сто футов! Вот уж что выходит за рамки всякого вероятия, если только автор не докажет, что они, подобно мухам, способны удерживаться на мраморе и даже на стекле. Он называет Древа отъявленным трусом. Как может быть трусом человек, который прошел восемь сражений, в коих покрыл себя кровью, ранами и славой?

Ошибка № 8. Хьюм с первого взгляда узнает закопанные на кладбище книги. Мы должны заключить, что Хьюм — великий книгочей, потому что не каждый понял бы в темноте, что это за книги, а уж тем более — откуда они взяты.

Ошибка № 9. Автор выводит маркиза Доуро в обществе гориллы, несостоятельного должника, сутяжника, недужного старого джентльмена, хлыща и недоумка. Вот так компания для доброго маркиза, королевского сына!

Ошибка № 10. Высокоученый автор утверждает, что после дыбы человек остается целым, хоть и немного растянутым. Неверно, поскольку вследствие этого истязания кости выходят из суставов, что нередко ведет к смерти.

Ошибка № 11. Он дерзко (и, как мы полагаем, дабы прибавить себе веса) изображает маркиза Доуро своим закадычными приятелем — тот якобы даже обращается к нему «милый Чарлз».

Ошибка № 12. Завершает автор сценой, которую, безусловно, считает вершиной литературного творчества, как прозаического, так и поэтического. Океан ревет, ручьи журчат, деревья в отдалении шепчут и прочая, и прочая. Воображаю, как юный сочинитель, в полном восторге от только что написанного, встает, грязной рукой снимает с полки Поупова «Гомера», чешет голову, оправляет жабо, хмыкает, заглядывает в книгу — нет ли там чего сравнимого с его творением, — убеждается, что нет, садится и начинает строчить, как на пари.

Итак, мы дочитали галантерейную книжонку в синем сафьяновом переплете с золотым тиснением — воистину отличный подарок для мисс М. Х-м и ее восторженных товарок. Теперь рассмотрим, в какие же злодейства мечет этот Юпитер свои громы и молнии.

Не так давно мне в кабинет принесли записку от лорда Л-д с приглашением на обед, где соберутся многие уважаемые и знатные люди Стеклянного города. Я ответил согласием и, прибыв в указанное время, увидел многолюдное общество, включающее наглого щенка Ч. Уэлсли, богатую обстановку, обильно накрытый стол и прочая.

Покончив с обедом, мы принялись за вино. Мужчины беседовали о политике, о состоянии дел во Франции, о браконьерах, о правлении Парри и прочем, дамы — о модах, о городских новостях и тому подобном. Так продолжалось, пока дамы, а с ними и упомянутый Уэлсли не удалились. Вскоре после их ухода хозяин дома заметил, как глупо со стороны этого мальчишки держать вокруг себя столько мартышек.

Ш.-мл. Полагаю, он забавляется ими, как ребенок куклой, неспособной ответить на его любовь.

Капитан Д. Вот и хорошо, вот и хорошо. По крайней мере у него остается меньше времени на жалкую пачкотню, от которой иначе и вовсе прохода бы не было.

Юный С. А что вы думаете о «Видении» лорда Чарлза? Разве оно не превосходно?

Ш.-мл. О да, на мой взгляд, оно выше всяких похвал.

Капитан Д. Однако это всего лишь повторение его прошлой книжки: я не потрудился запомнить название, она того не стоила. Все его творения на одно лицо — пустые и глупые, без того совершенства, которое искупило бы легкомыслие и спасло их от неизбежного забвения.

Ш.-ст. Однако, по всему, он почитает себя отменным литератором.

Капитан Д. О да. Как и многие другие. Я не включаю сюда юного С. и маркиза Д. В их сочинениях есть мысль и поэзия. Он же пустой бахвал.

Юный С. Джентльмены, вы излишне к нему суровы! Позволю себе совершенно с вами не согласиться.

Б.-мл. Во-первых, юный С., вам покровительствуют его отец и брат, потому-то вы и…

Ш.-мл. О, сэр, избавьте нас от ваших первых, вторых и третьих!

Б.-мл. Позвольте, сэр, ни одна статья закона не дает вам оснований меня прерывать. А посему…

Лорд Л. Друзья, друзья, не ссорьтесь.

Капитан Д. А что вы думаете о нем самом?

Лорд Л. Приятный, хоть и глуповатый юноша.

Ш.-мл. Приятный? Разве он поминутно не лезет в свары? Не я ли видел его…

Нед Л. Зайдите во дворец и пригласите его поучаствовать в драке — разве он не согласится тут же с превеликой охотой?

Ш.-мл. Я убежден, сэр, что вы несколько сгущаете краски.

Капитан Д. Ничуть. Я сам не раз наблюдал его за подобным и даже хуже. А вы что о нем скажете, капитан Б.?

Я.Увы, я не слишком доброго о нем мнения и считаю, что он глуп и бестактен до чрезвычайности, хоть и не лишен малой толики дарования.

Капитан Д. Я убежден, что в нем нет и капли дарований. Он завистлив, тщеславен и лжив. Добавьте к этому глупость и пустозвонство — и получите то, что я о нем думаю.