Дышим и выздоравливаем. 33 лучших упражнения - Рушель Блаво

Дорога давалась легко, ведь за время экспедиции мы поняли, что самое главное в таких ситуациях – правильно, грамотно дышать. Особенно же радовало меня то, что Леонид, ради здоровья которого все это было затеяно, чувствовал себя гораздо лучше. И к радости своей заметил я, что и мои мечты о том, что между Настей и Леонидом расцветают прекрасные чувства, начинают сбываться. Почти всю дорогу Настя и Леонид были вместе. Можно было заметить, какими взглядами они обменивались, как искренне радовались каждому прикосновению – мимолетному и случайному; наконец, как дышали Настя и Леонид, стоило им оказаться рядом. Это и было то самое неровное дыхание, о котором мы подробно говорили. По меньшей мере один важный вывод сделал я для себя из всего этого: вызванное чувствами неровное дыхание с полным правом может претендовать на то, чтобы быть целебным не в меньшей степени, чем, скажем, дыхание рыдающее.

Разница, правда, состоит в том, что для вызова рыдающего дыхания достаточно было вспомнить что-то печальное или иными способами внушения что-то себе такое придумать; тогда как для неровного дыхания следовало по-настоящему, я подчеркиваю, по-настоящему полюбить.

А это, согласитесь, дано в нашем мире не каждому. Но зато как счастлив тот, кому это дано! Как счастлив тот, кто любит и любим! Не есть ли любовь – высшее благо, что даровано человечеству от века? Если это так, то не может ли быть, что причина счастья кроется в том самом неровном дыхании? За такими мыслями километры пути до второй пещеры промелькнули быстро.

Признаться, и сам не заметил, как оказались мы возле входа в новую пещеру, внешне мало чем отличавшуюся от той, что мы посещали вчера. Мессинг жестом попросил нас остановиться и соблюдать тишину. Было понятно, ради чего все это – слишком велика была вероятность услышать уже знакомый нам шорох кобр. Мы замерли. С минуту простояли в полной тишине, но ни звука не доносилось со стороны пещеры. Однако Мессинг отнюдь не спешил давать нам команду «Вольно!», он еще некоторое время прислушивался к льющейся из пещеры тишине и, замечу, делал это не зря.

Очень скоро со стороны входа в пещеру, прямо из ее глубины до нас стал доноситься звук шагов. И хотя сон мой был уже в далеком и совершенно нереальном прошлом, мне вдруг представилось, что сейчас из пещеры покажутся двое агентов-разведчиков в черных пальто. Вопреки моим ожиданиям вскоре в пещерной арке возник не враждебно настроенный шпион, а очень даже миролюбивый монах средних лет. Он был одет так же, как монахи монастыря, который мы посетили вчера. Приветствуя нас, монах рассказал, что его братья уже доложили ему о возможном визите гостей из далекой России в его пещеру. А также рассказал, что послушание его состоит в том, что он хранит пещеру. Не охраняет, а именно хранит, и не столько саму пещеру, сколько те рисунки, которые украшают стены этой древней пещеры:

– Я с радостью покажу вам эти рисунки, поскольку на них изображено поклонение культу воздуха.

Сказав это, добродушный монах пригласил нас в пещеру. Факелом освещал он стены, на которых мы видели изображения животных. Монах объяснял нам, каким образом каждое из этих изображений связано с культом воздуха.

– Вот жираф, – говорил монах. – Прежде всего, животное примечательно небывалым для фауны нашей планеты ростом, а потому в культе воздуха образ жирафа отвечает за самые верхние слои атмосферы – за облаками и тучи.

Довольно-таки реалистичное изображение жирафа было желтым, с коричневыми пятнами. А вот следующее животное узнать было несколько сложнее.

– Кто это здесь нарисован? – спросила Настя.

Монах улыбнулся и ответил:

– Неудивительно, что вы не узнали этого зверя. Он распространен далеко не везде. Это тапир.

– А как связан тапир с культом воздуха? – поинтересовался Леонид.

Позволю себе заметить, что мой друг Леонид, до похода на Кайлас крайне не любивший змей, испытывал самые теплые чувства к копытным, в число которых входили и тапиры. Монах объяснил:

– Дело в том, что дыхательные органы тапира устроены таким образом, что являются своего рода идеальной структурой дыхательных органов как таковых. Не удивляйтесь, но только тапир во всем животном мире обладает уникальными дыхательными органами, которые не знают сбоев в работе. Так, во всяком случае, рассказывают легенды народа кайн-ганг. Согласно их мифологии, культурный герой Каюрукре создал полезного тапира. А вот тут… – монах показал нам на рисунок, расположенный по соседству с изображением тапира, и продолжил:

– Тут изображена пума. Рядом с тапиром ее расположили отнюдь не случайно. Каюрукре создал полезного тапира, а брат-близнец Каюрукре, герой Каме, создал вредную пуму. Так уж устроен наш мир, что в нем рядом с полезным всегда должно быть вредное, рядом с космосом должен быть хаос, рядом с добром – зло. Вот и здесь доброго космического тапира, сотворенного Каюрукре, обязательно сопровождает созданная Каме злая хаотическая пума.

– Какое же отношение к культу воздуха имеет пума? – спросил Петрович.

– Пума уравновешивает идеальность тапира своей вульгарностью и примитивностью своих дыхательных органов, – отвечал монах. По другой трактовке, восходящей к традиции юга Индостана, тапир символизирует вдох, а пума – выдох. Признаться, мне не кажется, что эти две трактовки противоречат друг другу. В одной из старых хроник, список которой хранится в нашем монастыре, указано, что сам процесс дыхания являет собой процесс взаимодействия противоположно направленных векторов космоса и хаоса, задающих во взаимной редукции вечную и бесконечную гармонию. Вдох соотносится с космосом, выдох – с хаосом. Чередуясь, они формируют гармонию. Но пройдем дальше.

Мы проследовали к другой стене за светом факела, который держал в руке наш провожатый. На ней мы увидели разрисованный черным контур гималайского медведя. Прежде мне уже приходилось видеть обитателя здешних гор в живой природе – уверяю вас, гималайский медведь – существо грозное. Однако на рисунке в пещере хозяин Гималаев больше напоминал плюшевого мишку из детской книги – так он был добродушен и мягок. Монах пояснил нам:

– Наличие гималайского медведя здесь отнюдь не случайно, а более того, связано с культом воздуха. Тот белый ошейник, по которому гималайского медведя отличают от его собратьев, в представлениях древних обитателей Гималаев традиционно означал в окружении черного меха снежную шапку нашей священной горы – Кайлас. И как следствие, гималайский медведь стал для нас символом вершины мира, на которой самый лучший в земных пределах воздух, самый целебный и самый полезный. Таким образом, и гималайский медведь соотносится с культом воздуха.