Улыбающийся человек - Джозеф Нокс

Я покачал головой:

– Место происшествия выглядело слишком подозрительно, сторож лежал без сознания, значит произошло что-то еще.

– Маркус со своими девушками по вызову? – продолжал Сатти. – Как-никак он устроил в отеле бордель.

– Да брось. Не проститутки же Али вырубили.

– Может, Маркус тоже присутствовал. Он и двинул Али по голове. Ты же сам говорил, особой любви между ними не наблюдалось.

– Бармен изменил показания, как только понял, что я из полиции. Обеспечил Маркусу алиби, и я ему верю. Полный бар народу может это подтвердить.

Какое-то время мы ехали в молчании.

– И все равно, – продолжал Сатти, – чтобы устроить бордель под носом у начальства, крепкие нервишки нужны. Надо с ним потолковать. Ладно, пойдем дальше… Если Зубоскала правда убили, тот, кто это сделал, толком его не знал.

– Почему?

– Он и так бы через несколько недель отправился кормить червей, надо было просто подождать. Природа сделала бы свое дело…

– Нет. Он не принимал обезболивающие – значит, жил обычной жизнью, может, скрывал болезнь, превозмогал боль. – Я задумался. – Убийца стал бы ждать, только если бы там было нечто личное.

– То есть?

– Ну, если его хотели убить не по личным мотивам, а потому, что он что-то знал, убийца не стал бы рисковать и ждать естественной смерти. Умирающий человек, который слишком много знает, очень опасен.

– Допустим, его убили, – согласился Сатти. – Но как же остальные загадки? Вряд ли он где-то посеял документы.

– О его исчезновении никто не заявлял, и на одежде нет этикеток.

– Может, у него друзей не было. А одежда из «Армии спасения». Там срезают ярлычки с инициалами.

– Одежда выглядела новой и подходила по фигуре, к тому же неясно, зачем он вшивал в нее послания.

Сатти поразмыслил.

– Может, «Тамам шуд» – его жизненный девиз?

– Конец или финал? Звучит зловеще.

– Сбылось ведь, – рассмеялся Сатти. – Этот клочок бумаги все проясняет…

– Как?

– Это – предсмертная записка.

– Нет.

– Откуда тебе знать?

– Жертвы убийств не оставляют записок.

– Хватит, – рассердился Сатти. – Хватит называть его жертвой убийства.

Я сменил тему:

– Что за номерок на второй фотографии? Зачем вшивать его в одежду? Чтобы спрятать?

– Хм… – протянул Сатти. – Надо найти эту камеру хранения. Идеи есть?

– Самый обычный номерок. Таких полным-полно.

– Ладно. Он вставил зубы и носил линзы, потому что хотел быть красавчиком…

– Это не объясняет отпечатки пальцев.

– Параноик. Ему казалось, что за ним следят власти.

– Или готовился к апокалипсису?

– Угу, только не дожил.

– Что он делал в неработающем отеле? И зачем кому-то охотиться за единственной свидетельницей?

– Дальше. – Сатти шумно выдохнул носом. – Эти «дважды пропавшие»: при жизни зря тратят воздух, после смерти – чье-то время.

С минуту я вел машину молча.

– Не согласен. Мы не просто так время тратим, а расследуем взлом отеля и мусорные поджоги.

Сатти не стал возражать.

– Стромер – закоренелая лесбиянка, которая люто ненавидит гетеросексуальных белых мужчин.

– Нет. Она – умная женщина, которой от таких, как ты, прилетает столько дерьма, что хватит разгребать до конца жизни.

Сатти покосился на меня:

– А еще она считает, что ты – никудышный сотрудник с пристрастием к запрещенным веществам и таким послужным списком, что тебе нельзя доверять расследования. И что тебя следует немедленно отстранить от работы и предъявить обвинения в коррупции.

Я не смог ничего возразить.

К Стромер нам пришлось идти до начала смены. Вечер только начинался, но Сатти уже решил передохнуть. Теперь скомандует забрать его откуда-нибудь через пару часов, и от него будет разить выпивкой, но мне ли его осуждать? Наконец прислали записи последнего мусорного пожара, так что я отправился в управление.

Разумеется, поджигатель снова выбрал урну в «мертвой» зоне. Ближайшая камера запечатлела противоположную сторону улицы. Зато можно было точно определить, когда вспыхнуло пламя, потому что проезжающий мимо велосипедист резко повернул голову. Я никак не мог сосредоточиться. Представлял исчезнувших женщин в дубленках, матерей и сыновей, до которых никому не было дела. Улыбающихся покойников.

Дважды пропавших…

Записи с камер наблюдения ничего не дали, так что я обрадовался, когда телефон завибрировал. Неизвестный номер.

– Уэйтс, – сказал я в трубку.

– Это полиция?

– Да. Эрл?

– Я нашел вашу визитку в комнате у Софи…

– И?

Он помолчал.

– Кажется, мне надо с вами поговорить.

По словам Эрла, Софи получила новое сообщение от «того чувака». Она не призналась ему, что это Оливер Картрайт, и, помня, как Эрл отреагировал на имя в прошлый раз, я тоже промолчал. Картрайт сказал Софи, что в полиции у него все схвачено и за ее дело никто не возьмется. А в качестве подкрепления своих слов прислал еще фрагмент видеозаписи и назначил новую встречу, на этот раз на людях. Она не хотела ничего говорить Эрлу, но ушла сама не своя.

– Куда, сказала?

– Туда, где они познакомились, – ответил Эрл. – Только я не знаю, где это.

В «Инкогнито» было непривычно тихо. Шел девятый час вечера, в баре ажиотажа не наблюдалось. У входа стоял тот же амбал, который выволок меня из клуба в прошлый раз. При виде меня он ухмыльнулся:

– Ты всегда выпивку мимо рта проносишь?

– В этот раз не пронесу.

Он осклабился; на лысой голове запульсировали вены.

– «Этого раза» не будет, приятель.

– Я – наверх, – заявил я, пытаясь его обойти. – Тебе решать, хочешь завтра красоваться в газетах или нет.

Он оттолкнул меня и примирительно вскинул руки:

– Слушай, мне не нужны неприятности. У тебя ручонки коротки сюда соваться. Угрожаешь боссу, швыряешься выпивкой, распугиваешь посетителей, а отвечать за все мне?

– Я не к боссу пришел. Полегчало?

– Нет его. Честно.

– А кто за главного?

– Я. – На лестнице показалась Алисия.

Сегодня она была одета скромнее – дикий неоновый прикид уступил место симпатичной черной юбке и простой блузке.