Судьба цивилизатора. Теория и практика гибели империй - Александр Никонов

Но Сципион, для которого верность слову являлась понятием непоколебимым, был слишком потрясен поведением карфагенского сената, который разорвал мирный договор и организовал нападение на римских послов. Да и условия Ганнибалова мира не показались ему слишком привлекательными. К тому же Сципион понимал, что вероломное поведение карфагенского сената было продиктовано надеждой на военный гений Ганнибала. И пока этот гений публично не повержен, покоя Риму не будет. Поэтому, решил Сципион, в подобных условиях речь может идти только о полной и безоговорочной капитуляции. На безоговорочную Ганнибал не согласился: не для того сенат вызвал его из Италии.

После этого оба полководца повернулись спинами друг к другу и разошлись. Оставалось ждать результата сражения. Гримаса судьбы: именно здесь, в Африке, Ганнибал нашел то сражение, которого тщетно искал в Италии — последнее и решающее.

У каждого гениального полководца бывает свое гребаное Ватерлоо. На этот раз Ватерлоо случилось у Ганнибала. Численность обоих войск была примерно одинаковой, полководческие дарования Сципиона и Ганнибала будем считать близкими. Спишем победу Сципиона на лучшую, более современную организацию римской армии и ее высокий боевой дух.

…Э-э!.. А ведь я соврал… Был на свете один полководец, у которого ни разу не случилось Ватерлоо. Который ни разу в жизни не потерпел фиаско в сражениях. Уже догадались? Да, Публий Корнелий Сципион. Африканский. Старший.

— Не хорони меня в Риме, — попросил однажды этот человек жену, и у той наверняка сжалось сердце, а в глазах блеснули слезы.

Они были уже совсем не молоды и жили вдвоем далеко-далеко от столицы, в глуши, в усадьбе, выложенной из крупных каменных глыб. Вокруг шумел лес, пели летние птицы. Усадьба была не роскошной, но вполне удобной — построенное подземное водохранилище позволило бы переждать самую большую засуху, а маленькая банька была устроена вполне в духе славных предков — тесная и довольно темная.

Наверное, нелегко ему было отвыкать от суматошной столичной жизни и привыкать к сельской размеренности. Сенека писал, что он жил, не тоскуя о городе. Но отчего же он умер в пятьдесят два? Причина его смерти неизвестна. Наверное, сердце.

Все последние годы жизни, молча наблюдая, как ветер раскачивает зеленые ветки, он вспоминал свою жизнь. А что еще оставалось делать?.. Рядом была верная жена, но половины его жизни она не видела. Потому что половина ее жизни была посвящена ожиданию мужа из военных походов. И вот, наконец, они вместе, и ни война, ни даже суета великого города не отнимают его у нее ни на минуту. Он, она и воспоминания…

Его детство прошло на залитых солнцем площадях Рима. Родители жили небогато, но были людьми уважаемыми, их дом стоял на Тусской улице, неподалеку от Форума, на котором каждый день кипели политические страсти. Отец погиб в Испании в самом начале Второй Пунической, мать была набожной женщиной, которая очень любила нашего героя и его младшего брата Люция.

Поскольку отец погиб рано, главой семьи стал старший брат. Было ему тогда 18 лет. Надо сказать, в Риме власть отца над детьми была покруче, чем власть хозяина над рабом. Сыновья лет до двадцати слушались своих отцов беспрекословно. А наш герой, став хозяином самому себе, быстро «отбился от рук». Он все решал сам. И потому прослыл в Риме отчаянным хулиганом. И стилягой. Девки, пирушки, моды… Разврат, короче.

Надо понимать, что представляло собой тогдашнее чопорное, крестьянское по своей внутренней сущности римское общество. Крестьянское — в смысле ханжеское. То есть приверженное соблюдению внешних приличий, ставящее внешние приличия превыше всего. Помните, как один из цензоров «уволил» из сенаторов человека, который в присутствии дочери поцеловал жену? Очень типично для деревенских по духу людей… Когда вечером один из самых строгих римских цензоров (запамятовал его имя) шел с работы домой, улица замирала — горожане гасили свет, чтобы этот козел, не дай бог, не подумал, что они проводят вечера за дружескими посиделками.

Вот как описывает нравы тогдашнего Рима историк Бобровникова: «Малейшее нарушение «декорума» вызывало у римлян старшего поколения глубокое возмущение. Так, по улице полагалось двигаться чинно и неторопливо, в тоге, спадающей величественными складками, причем она не должна была быть ни слишком широкой, ни чересчур узкой. Волосы полагалось коротко остригать, а на ногах носить определенного цвета башмаки. Нарушение этих правил казалось не просто неприличием, но почти граничило с преступлением. Появление… на улице в необычной одежде и обуви Цицерон ставит на одну доску со страшнейшими грабежами и убийствами».

Высшая государственная должность у римлян — цензор. Помимо прочих государственных обязанностей цензор следил за нравственным состоянием отцов народа. Никаким законом пирушки и веселье, разумеется, не запрещались. Но горожане полагали, что негоже, если ими будут править развратные и разгульные люди. Именно поэтому по долгу службы цензор мог выгнать из сената любого, кто, по его мнению, вел чересчур веселую жизнь или не соблюдал приличий. Простого люда это все, разумеется, не касалось.

Можете себе представить теперь, какое впечатление на приличную римскую публику производило появление нашего героя на улице — в легкомысленных сандалиях, с греческим перстнем на пальце. А что у него было на голове! Просто ужас! Вместо того чтобы коротко стричься под полубокс, как подобает римлянину, этот выскочка носил длинные волосы! Длинные волосы!!!

А они у него еще и завивались кокетливыми кудряшками!.. Вы, конечно, уже догадались, что это был Сципион? Ну до чего же ушлый пошел читатель! Ничего от него не скроешь…

Да, это был Публий Корнелий Сципион. Тогда еще не Африканский и уж тем более не Старший. Ко всем его «преступлениям» против общественной нравственности добавлялись чересчур высокая даже для римлянина гордость и искренняя любовь к греческой культуре.

Ах уж эта любовь к греческой культуре! Сколько копий об нее в Риме было сломано! Сколько горьких упреков обращено к римской молодежи, которая в погоне за яркой чужестранной культурой может утерять исконно римскую самобытность. Все впустую! Позднейшими историками античная цивилизация была названа греко-римской… А про Карфаген, тоже, в принципе, античный, все как-то даже и забыли.

Отношение греков и римлян друг к другу можно вкратце описать поговоркой «Милые бранятся — только тешатся». К греческим философским беседам практичные римляне относились презрительно. И если греки пытались вовлечь их в разговор на подобные темы, римляне насмешливо отвечали, что они — неотесанные варвары и ничего не понимают в греческих науках. Им легко было так говорить с высоты римского протектората над Грецией.

Греция дала крестьянскому Риму, умеющему прекрасно махать мечом, то, без чего всякое махание становилось бессмысленным — культуру (в том понимании этого слова, которое вкладывает в него интеллигенция).

Ранний римлянин, увидев в Риме греческий оркестр, настраивающий инструменты, в нетерпении мог спросить, когда они закончат заниматься ерундой и начнут наконец драться. Римлянин эпохи Пунических войн был уже не так прост. Каждый образованный горожанин знал греческий язык. В римских театрах шли либо греческие пьесы, либо римские римейки греческих комедий и трагедий. Греческая литература, наука и искусство широко присутствовали в Риме — за неимением своих. Вот только греческая гимнастика не приживалась: римляне допускали этакую срамоту только для детишек в школах, а взрослым людям более пристало упражняться с мечом, чем голыми скакать в гимнасиях.