Про психов - Мария Илизарова

И вот однажды настоятель говорит: не дело, братия, что психиатрическая лечебница рядом. Ну сам представь, сынок, – выходишь ты из двухэтажного автобуса на богомолье, весь в благолепных мыслях, впереди золото блестит на солнце, благодать! И нечаянно голову направо повернешь, а там – мрак, гниль, из стен кирпичи выпадают, трещины на стенах, как после землетрясения, решетки на окнах, в окнах сумасшедшие, как тени, бродят – и все благолепие с тебя слетает, и даже песочком его не поправить.

И затеяла братия войну с лечебницей. В суд, к чиновникам, кинулись, чтобы выселить их и помещение себе вернуть. Настоятель в Москву ездил хлопотать. Планы были гостиницу для паломников сделать. И не выдержала, сынок, душа моя. Не по-христиански ведь это… Как думаешь? Сирых и убогих-то обижать? Не тому Христос учил, не за-ради золотища церковного страдал, не за песочек в мешочках холщовых. И аргументация такая утвердилась: там, где сумасшедшие, там и бесы, – надо наше благолепие от бесов оградить. Где это видано, сынок, чтоб христианин так рассуждал? Мы им помогать должны были, крышу им сделать, а не себе люстр золотых навешать!! Вот и спаслись бы через любовь к ближнему. Но что ты думаешь, послушала меня братия? Пальцем у виска за спиной крутили. Елений, говорили, загордился, умней всех себя почитает. Настоятель прямо сказал: либо ты с нами, либо ищи другой монастырь.

Я думал и молился, молился, и услышаны были мои молитвы. Открылась мне она – Новая Богиня. Работал я в тот день в огороде, сорняки полол и вдруг смотрю – иконка лежит. Я грязь с нее смахнул – сначала показалась Троицей, но, смотрю, чудная какая Троица: лиц не видно, закрыты цветными покровами, а на руках у них девочки. Вроде как женщины это! Я сначала испугался, что ересь какая-то, молиться начал. И вдруг голос мне говорит: «Не бойся, Елений, это я – Богиня». Я чуть в реку не упал. Никогда голосов не слышал! Молюсь уже отчаянно. Надеюсь, может, Богородица со мной говорит. А она моим мыслям и отвечает: «Нет, Елений, я другая, я Новая. Не бойся, я теперь с тобой буду. Всегда».

И хорошо мне так стало, так спокойно, как будто все самое страшное в жизни уже позади и теперь все легко будет, по правде. Иду я, смеюсь, веселюсь: счастье-то какое мне выпало! Навстречу мне братья идут и спрашивают, что ты такой веселый, Елений, все сорняки выполол?

Я все им рассказал: и про голос, и про Богиню, иконку им показал. Говорю: надо срочно в Москву собираться, рассказать патриарху про то, что со мной случилось, про Новую Богиню, про то, что вернуться надо к правде, к служению настоящему. Что психиатрическую лечебницу не выгонять надо, а под крыло взять, крышу починить, обогреть людей, помочь. Я решил сразу выезжать, у меня такие силы после встречи с Богиней открылись, даже и не думал, как до Москвы доберусь, денег у меня личных не было.

Братья меня послушали, не сказали ничего. А я зашел в келью, рюкзак взял и на вокзал пошел. Добрые люди подвезли и билет купили. В поезде девочка ехала, фломастерами рисовала, так мы с ней вместе на майке нарисовали мою Богиню и ее дочку. Грешен, девочка на нее похожа оказалась. Но в каждой женщине Богиня есть. Так что не грех это, а милость. Ее только узнать надо. Похоже, и ты, сынок, такую встретил?

– Ой, отец, я и не знаю. Она особенная очень. Не похожа ни на кого. Говорит, что мир спасла в ноябре. А теперь как жить, не знает. Ведь сумасшедшей признали.

– Это испытание такое, сынок. Меня ведь тоже сюда посадили. Я как из поезда вышел, так и свинтили. Не успел я до патриарха добраться. Доктор говорит, расстройство у меня психическое. Но между нами, сынок, если и так, то я не в обиде. Некоторым выздоравливать не нужно. Но ты не думай, твоя любовь не сумасшедшая вовсе, просто Богиня выбрала, чтоб открыться ей. А как поверят тебе там, где ни во что не верят? Надо тебе знак ей послать, что ты с ней, что веришь ей. Ей только это и нужно.

– Отец Елений, очень вас прошу, расскажите мне еще про Богиню эту – что она обещает, что хочет от нас? Как ей служат? Я-то неверующий, кажется…

– Сам не знаю, сынок. Это нам всем вместе постигнуть требуется. Я как понял, служение-то такое, как мы привыкли, ритуальное, она не приветствует, но и не отрицает. Говорит: ритуалы нужны, но они вселяют иллюзии и подменяют реальность. А спасемся только через то, что есть.

– Непонятно… а что есть?

– Да, сынок, она простоты не ищет. Говорит, принять надо сложность эту, не осквернять простотой. Говорит: старые боги много лгут, потому что упрощают. Поэтому и не верят в них всей душой. Душа человеческая не поле битвы добра и зла, она сама и есть добро и зло. Сама и есть сложность. Нам простота нужна для спокойствия и безответственности. Но от упрощений только кровь да стыд выходит. Вот и думай, сынок, что все это значит.

Отец Елений и сам задумался, грустно смотря на Костю. Руки развел: мол, вот и все, чем могу помочь. Дальше ты сам.

– Спасибо, отец Елений. Вы мне очень помогли. Мне идея одна пришла в голову. Можно к вам еще потом прийти, поговорить, посоветоваться?

– Конечно, сынок, приходи, помогу, чем могу. Возлюби то что есть! Богиня тебе в помощь!

Мент за дверьми палаты весь извелся.

– Как долго! Что вы там целый час обсуждали? Костя! Он больше пяти минут не говорит ни с кем – замолкает, и все, пишите письма, не разговоришь! Я для медсестры целый театр устроил, чтобы она вам не мешала. Пошли скорее, расскажи, что он тебе сказал.

– Что ты сказал?.. Театр?! Театр?!!

Костя взбудоражился, заходил взад-вперед по коридору. Иногда останавливался и застывал. Задавал себе громко вопрос: и что дальше? Напряженно думал и начинал опять ходить. За ним, сгорая от любопытства, ничего не понимая, ходил возмущенный Мент. Из туалета выплыл Мориц с сигареткой и кофе, который он пил из пластмассовой, весьма изящной рюмки. Под глазами еще виднелись следы вчерашней косметики. Плохо открывающимися глазами молча взирал на то приближающихся, то удаляющихся Костю и Мента. На третьем круге не выдержал:

– Господа-а… вы похожи на возбужденных психопатов, что с вами? – Потом вальяжно обернулся к постовой сестре: – Милочка, что вы им вкололи сегодня? Амфетамины? Почему они носятся, как цирковые лошади? Гаспа-а-дин учитель, мой фиолетовый друг, что с вами?

Костя только сейчас заметил Морица, подошел и взял его за руки:

– Театр, Мориц, мы будем делать театр!

Мент, приревновав, начал громко возмущаться:

– Е…ть, что происходит? Я ничего не понимаю!

– Га-аспада, позвольте, я плохо соображаю после вчерашнего, давайте сядем, насладимся утром, все спокойно обсудим и не будем кричать, как потерпевшие. – Мориц покосился на Мента. Он перестал его подкалывать после того, как оба стали приятелями Кости, но иногда не мог удержаться. Его забавляло возмущение Мента.

Но Мент не заметил, раздраженно отбиваясь от сестры, в третий раз переспрашивающей его имя-отчество.

– Фа-аниль Рауфович, через «ф», не ваниль, а Фаниль! Поняли? Давайте я ваш бланк сам заполню.