Интервью сквозь замочную скважину - Светлана Алешина

– А ты бы побежал? С такими фотографиями своей жены? – проворчала я.

– Вопрос некорректен, поскольку я был женат в крайне юном возрасте восемнадцати лет в течение всего двух с половиной месяцев. Так что чувства и поведение свое в роли мужа плохо помню. Но допускаю, что были основания поступить именно так, хотя и продолжаю считать поведение ошибочным.

– Вопрос сейчас в другом, Валерий Николаевич! – остановил его шеф. – Я хочу знать, что сейчас можно сделать, чтобы… скажем так, разрешить эту сложную ситуацию.

– Подумать надо…

– У нас, вообще-то, есть некоторые мысли, – робко намекнула я, – и мы тоже рассчитывали на твою, Валера, помощь. В смысле взаимодействия с милицией. Можно я скажу, Евгений Иванович?

– Излагай, – коротко сказал шеф.

– Значит, я… мы думаем вот как. В милицию нам, конечно, пойти надо. Для этого нам Гурьев и нужен, чтобы они нас сразу не убили, как только мы все расскажем. И чтобы поверили. Зато потом на основании наших показаний… ну, они же по крайней мере будут знать, где искать. У Сатонина дома обыск сделают – не может быть, чтобы у него никаких следов не обнаружилось. Ну, не знаю, тайника какого-нибудь с динамитом, например? И еще пленку…

– Какую пленку?

– Мы все носились с этими фотографиями, но есть же еще пленка, с которой они напечатаны. И я уверена, что она до сих пор у Аркадия, этого дружка Камиллы!

– Думаешь, он ее еще не уничтожил?

– Ни в коем случае! Во-первых, он боится, что Фадеичев про него узнает и потребует ее отдать. Замминистра же ни за что не поверит, если Аркадий скажет, что пленки больше не существует. А во-вторых, акробат за это время ни разу не протрезвел настолько, чтобы совершать такие осмысленные действия, как уничтожение улик.

Вернулся Костя с большим бумажным пакетом в руках, остановился, прислонившись к косяку двери и мрачно глядя на Павлика. Тот в своем углу старательно притворялся невидимым.

– Пистолет тоже, – вспомнила я, – наверняка можно будет доказать, что он принадлежал Сатонину.

– Все верно, – задумчиво сказал Валера. – А если что и забыла, там сообразят спросить. Ну что, Евгений Иванович, мы поедем?

– А может, сначала в буфет заскочим на минуточку? – вдруг снова проявился Павлик. – А то кушать хочется!

– Обойдешься, – шеф был справедлив, но суров. – Езжайте быстрее сами, пока за вами не приехали, пинкертоны!

Лера метнулась к сумочке, выхватила из нее большой кулек и сунула Павлику в руки:

– Это фундук, по дороге подкрепитесь!

Павлик успел послать ей благодарный взгляд, после чего мы дружно покинули родные стены.

Сказать, что в милиции нас, со всеми нашими признаниями, приняли с распростертыми объятиями, было бы некоторым преувеличением – ощущение скорее было смешанным.

Еще по дороге туда, щелкая орешки – разумеется, Павлику не позволили слопать весь фундук в одиночку, орехи честно поделили, даже Валера, который успел пообедать, от своей доли не отказался, – я предложила заехать в гостиницу и забрать у Аркадия пленку, но Гурьев сердито сказал:

– Нет уж, хватит тебе резвиться. Пусть милиция сама изымает вещественные доказательства с соблюдением всех уголовно-процессуальных норм.

Благодаря заступничеству Гурьева нас только пожурили за все наши выкрутасы, забрали пистолет, развели по разным комнатам, и мы начали давать показания. Не знаю, как с ребятами, а со мной очень спокойный, пожилой капитан, позволивший называть себя Борисом Викторовичем, работал не меньше трех часов.

Он очень внимательно слушал меня, записывал, задавая массу уточняющих вопросов, и был при этом настолько корректен и доброжелателен, что я сочла его милейшим человеком. Один только у него был недостаток – он понятия не имел о существовании моей программы. Это неожиданно обидело меня настолько, что я обнахалилась и заявила:

– А вот если бы милиция вовремя в гостиницу приехала, когда Сабанеева убили, то сами бы во всем разобрались. Нам бы тогда в это дело и лезть не пришлось.

– Так ведь нас вызывали на самоубийство, а это не является преступлением, связанным с насилием против личности, – вздохнул он, – следовательно, выезд по такому вызову стоит в самом конце по степени срочности. У нас ведь что, людей не хватает, техники не хватает, денег не хватает… И вызовы делают не по уму, без существенных деталей. В результате на месте взрыва работает одна группа, на квартирную кражу выезжает другая, на самоубийство – третья. А на место гибели Сатонина и вовсе ДПС… Ну а когда образованные, умные люди к тому же начинают самодеятельностью заниматься, так и вовсе работать невозможно.

Я немедленно заткнулась.

В кабинет зашел еще один милиционер – до этого я видела его мельком, в коридоре, – положил перед Борисом Викторовичем лист бумаги. Он прочитал, высоко подняв брови, ухмыльнулся, покачал головой. Потом аккуратно сложил листочек и спрятал его. Подобных посланий он за время нашей беседы получил несколько, и с каждым разом настроение его все улучшалось. Я гордо делала вид, что все это мне абсолютно неинтересно, и никаких вопросов по поводу этой переписки не задавала. А чего спрашивать, Борис Викторович все равно не скажет. Лучше я потом у Гурьева узнаю, он-то не станет из себя носителя государственной тайны изображать.

Валера и не стал. Точнее, стал, но совсем недолго. Все время, пока мы надиктовывали километры протоколов, он терся за спинами милицейских чинов и теперь был в курсе практически всех событий. И когда нам наконец позволили быть свободными, он отказался разглашать полученные сведения только по одной причине:

– На студию приедем, шеф тоже захочет послушать, чего я два раза разговаривать буду?

Поскольку перед тем, как сесть в машину, он позвонил Галине Сергеевне, собирать заинтересованных слушателей не пришлось, они с Лерой и Евгением Ивановичем уже ждали нас.

– Прошу рассаживаться, – голосом опытного конферансье сказал Гурьев, – сейчас мы займемся раскрытием тайн, срыванием покровов…

– Материализацией духов и раздачей слонов, – негромко в тон ему продолжил Шилов, проходя к своему любимому подоконнику.

Я прыснула. Вот уж от кого, а от Кости я ничего подобного не ожидала. Валера, впрочем, тоже. Секунду он смотрел на Костю раскрыв рот, потом покачал головой:

– Образованный народ пошел, просто жуть. Ладно, тогда просто докладываю. Сначала, естественно, предупреждение. Ахтунг! Все, что я сейчас скажу, является строго секретной информацией. Делюсь с вами только потому, что большая часть присутствующих и так по уши в этом деле завязла. Но напоминаю, трепаться на эту тему, даже с ближайшими родственниками, категорически запрещено! – Гурьев обвел нас всех внимательным взглядом. Очевидно, выражение наших физиономий его удовлетворило, потому что он не стал требовать торжественных клятв, а просто кивнул и продолжил говорить. – По делу покойных супругов Сабанеевых у ментов разные мысли и догадки уже были, и они потихоньку копошились. А когда вы их своей информацией осчастливили, тут все и завертелось. Значит, по пунктам.