Дилетантское прощание - Энн Тайлер

– Пятки топочут по половицам…

Рабочие еще постанывали и качали головами, когда открылась входная дверь. Я знал, что это Гил, потому что он всегда стучал, перед тем как войти.

– Здорово, ребята, – сказал он, появившись в арке гостиной. Как всегда, он уже переоделся в хаки и чистую рубашку. – Привет, Аарон.

– Здравствуйте, Гил.

– Как тут наши дела?

– Только что закончили, босс, – сказал рабочий с коробкой.

Гил оглядел пол на веранде:

– Смотрится хорошо. Теперь сутки сюда не заходите, а потом еще пару дней…

– Я знаю, в носках нельзя, – сказал я.

– Хуже не придумаешь, – кивнул Гил.

Он проводил рабочих в прихожую и, хлопнув Гэри по плечу, напомнил, что в понедельник утром они начинают у миссис Маккой. (Меня кольнула детская ревность.) Потом вернулся в гостиную.

– Выходит, тут вы закончили, – сказал я. В пустой комнате голос мой отдавался гулким эхом.

– Все как новенькое.

– Даже лучше. Я признателен вам за прекрасную работу, Гил.

– Обращайтесь, если не дай бог что.

– Не дай бог, – согласился я.

– В понедельник я пришлю пару человек расставить мебель. Вы здесь будете, чтоб сказать, что куда?

– И без меня справятся. В таком маленьком доме и так все ясно.

Гил кивнул и обернулся вокруг себя, оглядывая гостиную.

– Вам понадобятся мойщики окон. Если хотите, у меня есть список фирм.

– Наверняка сестра кого-нибудь знает.

– Кстати, чуть не забыл! – Гил шлепнул себя по карману. Я подметил нарочитую небрежность его тона и этакую театральность жеста. Из кармана он достал коробочку синего бархата, явно футляр для кольца.

– Ого! – сказал я.

– Тут вот… – Гил поднял крышку и шагнул ближе, я уловил сильный аромат лосьона после бритья. Золотое кольцо с маленьким переливающимся бриллиантом.

– Очень красивое, – сказал я. – Кому это?

– Ха-ха-ха.

– Она знает?

– Чисто теоретически. Мы заводили разговор о женитьбе. Черт, надо было, наверное, сначала с вами поговорить. В смысле, попросить ее руки и все такое.

– Да забирайте! – Я беззаботно махнул рукой.

– Спасибо. – Гил ухмыльнулся, разглядывая кольцо. – Камешек, конечно, маловат, но ювелир говорит, что чистой воды. Мол, ни малейшего изъяна. Поверил ему на слово. Как будто я в этом разбираюсь…

– Ей очень понравится, – сказал я.

– Надеюсь. – Гил все рассматривал кольцо.

– А как вы узнали, какой нужен размер?

– Обмерил ее колечко с опалом, пока она была в душе. – Гил взглянул на меня и покраснел, словно приоткрыл мне нечто запретное.

– Вы молодец, – сказал я. – Что ж, о лучшем зяте нельзя и мечтать.

– Спасибо, Аарон. – Гил закрыл коробочку и спрятал ее в карман. – Там продается кольцо под стать этому, но я решил, пусть сперва Нандина его посмотрит. Она хочет, чтоб я тоже был с кольцом.

– Да, сейчас так заведено. – Я хотел показать свою левую руку, на которой по-прежнему носил кольцо, но почему-то передумал. Вдруг это будет бестактно?

Те, кто покупает обручальные кольца, не желают напоминаний о том, что настанет день, и кому-то из них медсестра (или гробовщик) передаст кольцо его половины.

Ждать до понедельника было томительно, и я сам потихоньку занялся обстановкой – расстелил ковер в гостиной, расставил по местам кое-что нетяжелое из мебели. В субботу вечером, когда пол веранды просох, я поставил уцелевшие книги на новенькие полки. Потом из кухни принес фотоальбомы и выстроил их по годам. Но даже самые свежие фото были не такие уж свежие. Последний снимок – мамин куст цветущей буддлеи – шел сразу за нашей свадебной фотографией и, значит, был сделан в конце лета 1996-го. В крайнем случае, 97-го, ибо отец умер в самом начале 98-го, а в нашей семье фотографировал только он.

Манера не подписывать снимки напомнила о старых кладбищах, где имена на надгробиях стерлись, и теперь не скажешь, кто под ними лежит. Вот маленькая серая плита, на которой выгравирован едва различимый барашек, а значит, здесь похоронен ребенок, но имени его и слов горюющих родителей уже не прочтешь. На камне остались лишь отдельные щербины, и сами родители умерли, и все забыто.

Горько было смотреть даже на мамину буддлею, хваставшую цветочными гроздьями насыщенно пурпурного цвета. Хотя куст этот был жив – он стоял на заднем дворе Нандины, и я видел его всякий раз, как выносил мусор.

На свадебном фото Дороти была, конечно, без своей всегдашней сумки, но ремешок дамской сумочки точно так же пересекал ее грудь, хотя вряд ли какой-нибудь вор позарился бы на разбухший параллелепипед грубой коричневой кожи, мало чем отличавшийся от ранца.

– Хочешь, я буду в белом платье? – спросила Дороти. – Я готова, никаких возражений. Наша регистраторша знает один магазин для новобрачных, мы с ней туда сходим. Вариант без бретелек, конечно, не годится, но можно такое с глубоким вырезом, только чтоб без кружев и не ослепительно белое, понимаешь меня? Еще я подумываю о букете белых цветов. Гипсофилы или розы… а у апельсина цветки белые? Я знаю точно, что не оранжевые, хотя это было бы логично. Разумеется, никакой фаты, длинного шлейфа и всякого такого. Что-нибудь классическое, элегантное и праздничное. Что скажешь?

– Да ни к чему все это, господи боже мой, – ответил я.

– Ах так…

– Слава богу, мы с тобой не из тех, для кого это важно.

– Ну да, конечно.

На фотографии она в синем вязаном платье, которое ей не очень идет, хотя в жизни, помнится, выглядело вполне симпатично. (Вы замечали, что фото всегда подает человека в этаком невыгодном свете?) Но я никогда не придавал значения подобным вещам. Тогда я просто радовался, что заполучил желанную женщину. И я думаю, она тоже радовалась, что заполучила меня – полную противоположность приставучему «соседу», который слишком много от нее требовал.

Тогда почему наш брак оказался таким несчастливым?

Ведь он и впрямь был несчастливым. Теперь я могу это сказать. Или, во всяком случае, нелегким. Негармоничным. Несогласованным. Похоже, мы так и не стали парой, как другие супруги. Сейчас я думаю, что нам, может, стоило бы пройти какие-нибудь курсы.

Однажды (приближалась наша годовщина, пятая, кажется) я пригласил Дороти на ужин.

– Я думаю, в «Старой бухте», – сказал я, – где прошло наше первое свидание.

– Ой, только не «Старая бухта». Там такая темень, что даже меню не прочтешь, ты забыл?

– Ну нет так нет. – По правде, я немного расстроился. Хоть ради сентиментальности могла бы согласиться. – Тогда где?