Стеклянный ключ - Виктория Угрюмова

И она несколько раз подпрыгнула на одной ножке.

Геночка закатил глаза к потолку.

* * *

Обстановку в квартире он почти полностью поменял после полугода знакомства с Татьяной. Прежде все как-то руки не доходили обустроить себе кабинет и библиотеку, но с ее появлением оказалось немыслимым обходиться без этих жизненно важных вещей. Она обожала читать, и дом без книг называла гостиницей. Поразмыслив, Саша пришел к выводу, что она не так уж и не права.

Он легко избавился от остромодных обоев и ковровых покрытий и с удовольствием наблюдал, как его прежде безликая обитель постепенно заполняется осмысленными предметами: картинами, старинными безделушками, драгоценными толстыми фолиантами, старыми пластинками, новыми компакт-дисками и невероятным количеством фильмов и компьютерных игр. Если бы прежде кто-то вознамерился так серьезно вмешаться в его холостяцкий быт, Говоров отреагировал бы немедленно и резко. Теперь же он сетовал только на то, что Тото мало уделяет внимания ему и их совместному дому. Больше всего его огорчало то, что за три года знакомства она так и не стала считать этот дом своим, как он ни настаивал.

Спальню он обустраивал тоже для нее. Теперь это была уютная комната, отделанная в мягких пастельных тонах; с широкой постелью, застланной нежным шелковым бельем. В изголовье, на стене, висел огромный шелковый японский ковер — старинной работы, небесно-голубой, весь затканный серебряными журавлями и цветами сливы. Светлые акварели в тонких рамочках из серебристой ольхи изображали гору Фудзи на рассвете и на закате; весеннее цветение сакуры и какой-то холодный залив, с неприветливым серым небом и торчащими из воды камнями. Японские же вазы тончайшего фарфора стояли на низеньком столике, и сегодня утром он торжественно поставил в них букеты белых лилий. Ему нравилось баловать свою королеву, и он уже предвкушал, как она откроет глаза, увидит цветы и лучезарно улыбнется ему.

Татьяна всегда улыбалась, проснувшись. Говоров никогда не видел ее по утрам в плохом настроении. Строго говоря, он вообще крайне редко видел ее не в духе. И это тоже его немного пугало: он предпочел бы, чтобы она более открыто выражала свои эмоции. За три года он никогда не слышал, чтобы она повысила голос. Ему приходилось соответствовать, что не всегда было легко, зато приносило свои плоды.

Вчерашний поход в театр оказался гораздо более приятным событием, чем он смел надеяться.

Во-первых, порадовал сам спектакль. Во-вторых, в фойе, во время антракта он имел короткую, но очень благоприятную беседу с человеком, от которого на шестьдесят процентов зависел успех нового проекта Говорова, обещавший принести большую прибыль и упрочить его позиции в бизнесе.

Результатом беседы он, конечно же, был обязан своей прекрасной спутнице. Татьяна настолько очаровала дундуковатого обычно Евгения Васильевича Стрельникова — успешного политика, магната, жесткого, неприязненного в быту мужика и отчаянного матерщинника, — что тот размяк, недопустимо расслабился, повел светскую беседу, принялся угощать ее и Говорова шампанским и даже пригласил в свою ложу. Что само по себе было огромной победой.

Как обычно, Тото смогла всех потрясти. Дело в том, что крайне влиятельный ныне политик и бизнесмен, Евгений Васильевич в прошлом работал в известном на весь мир конструкторском бюро и до сих пор страстно любил вертолеты, разработке которых посвятил свою молодость и зрелые годы.

И, конечно же, он был крайне удивлен, когда выяснилось, что очаровательная спутница Говорова не понаслышке знает о винтокрылых машинах. Она с восторгом поддержала случайно всплывшую тему, поведала собеседнику несколько любопытных и малоизвестных фактов, вроде того что в Афганистане среди вертолетчиков огромной популярностью пользовалась книга Вавилова с картой тамошних ущелий, ибо другой достоверной карты в их распоряжении долгое время не было. И потому их жены в Союзе с ног сбивались в поисках драгоценного раритета, а издатели только диву давались, с чего бы это в обществе возник такой интерес к опальному академику.

Стрельников хохотал, умилялся и таял на глазах, как Снегурочка у костра. Сам Говоров в два счета запутался во всех этих «летающих бананах» и «летающих вагонах», «морских рыцарях», «морских эльфах» и «морских жеребцах», но это уже не имело ровным счетом никакого значения. Целуя Татьяне на прощание руку — ситуация, в которой достойный Евгений Васильевич бывал замечен крайне редко, чтоб не сказать — никогда, — он искренне и радушно пригласил «молодежь» к себе на дачу, пообещав Александру, что они подробно и обстоятельно обсудят его новый проект, на который заведомо уже дано «добро».

— Ты приносишь мне удачу, — сказал Саша, когда они возвращались домой. — Ты хоть понимаешь, какого монстра сегодня укротила?

— Милейший человек, — безмятежно откликнулась Тото. — Что вы его все так демонизируете?

— Да, кстати, по поводу демонов — меня все же обуял сегодня демон ревности.

— Не демон, — лукаво улыбнулась она, — а так себе, чертенок детского возраста. Ты же и сам видишь, что никакой причины нет — он меня не терпит.

— Это только вначале. Бьюсь об заклад, скоро ты принесешь его голову на серебряном блюде, как очередной трофей.

Речь шла о новом Татьянином начальнике — Сергее Колганове. Говоров знал его, правда шапочно: встречались несколько раз на светских раутах и, помнится, как-то говорили не то о погоде, не то о сигарах. Зачем Тото понадобилось у него работать — этого Саша понять не мог, но по опыту знал, что допытываться бесполезно. Врать она не станет, но и всех подробностей не откроет. Александр честно соблюдал давние договоренности: доверял и ждал; придет время, Тото сама все расскажет и объяснит. Его порадовало одно: никакой взаимной симпатии он между ними не почувствовал. К тому же Сергей был со спутницей — молоденькой, хорошенькой, общительной и — никакой. Но это уже проблема самого Колганова и ничья более.

Был, правда, один миг, когда, увидев Татьяну во всем блеске и великолепии ее вечернего туалета — ослепительную, улыбающуюся — да еще в компании Говорова и всесильного Евгения Стрельникова, Сергей ошалел. Брови его взлетели вверх, зрачки расширились, но он быстро взял себя в руки. Разговаривал предельно вежливо и предельно коротко. Беседа не состоялась, о чем никто из присутствующих не сожалел.

— Что тебе нужно в его убогой конторе? — не удержался Говоров, вспомнив девушку, с которой Колганов появился в обществе. — Это же просто басня какая-то про жемчужину в навозной куче.

— Машка попросила помочь. Не бери в голову, ничего серьезного. А если что-то серьезное возникнет, то я обязательно тебе все расскажу. Уверяю тебя, мне его контора нравится еще меньше, чем тебе, — я же там побывала.

— Ну, если Машка, тогда конечно… — неохотно протянул он.

Его коллеги и друзья обычно жаловались на то, что жены просто допекли их рассказами о своих бесчисленных приятельницах, до которых им, нормальным мужикам, нет никакого дела; об их болезнях, душевных переживаниях, детях, мужьях и любовниках. А он никому не мог признаться, что желал бы больше знать Татьяниных подруг. Но оказалось, что никаких подруг в помине нет, — есть одна Машка, и этим весь список исчерпывается. Впрочем, и этой, единственной в своем роде, Тото ему голову никогда не морочила, в дом ее не тащила, денег и одолжений для нее не просила. Встречались они втроем редко — на следующий день после Нового года, на Машкин день рождения и иногда без всякого повода, под настроение. Чаще всего Александр сам напрашивался третьим в их компанию — побродить по городу, посидеть в уютном ресторанчике. С барышнями было весело и интересно, и он отдыхал душой, слушая их милый щебет.