Погибель Империи. Наша история 1965–1993. Похмелье - Марина Сванидзе

Старая Тьё – швейцарка – бонна еще матери Марины Ивановны. Марина Ивановна о матери в записных книжках пишет: «К своим детям была строга, в лицо ругала, втайне гордилась, воспитывала нелепо: «Мама, что такое – Бонапарт? / Тебе 6 лет и ты не знаешь, что такое Бонапарт! Моя дочь! / Но откуда я могу знать? Мне же никто не говорил! / Да это ведь в воздухе носится!» Марина Ивановна еще пишет о ней: «Аристократизм. Безукоризненность. Когда нужно – лед. Внешняя скромность – в одежде, в привычках. «Мама, что такое Социализм? / Когда дворник придет у тебя играть ногами на рояле – тогда это Социализм».

Она была прекрасная пианистка. Марина Ивановна о ней пишет: «Ах, забыла! Страстная любовь к евреям, гордая, вызывающая – тогда – в кругу Великого князя Сергея Александровича, старых монархистов – профессоров – придворных! Она же жена Тайного Советника и профессора, лица, близкого ко двору!»

Она рано умерла. Здесь, в Тарусе. Ее дочки были маленькими. Их отец – Иван Владимирович Цветаев, профессор Московского Университета, Высших женских курсов и Консерватории. 25 лет – директор Румянцевского музея, основатель, создатель, собиратель Музея Изящных Искусств в Москве.

В 72-м году исполняется 60 лет Музею Изобразительных искусств, в прошлом Музею Изящных Искусств имени императора Александра III. Его открывали 31 мая 1912 года. Муж Марины Цветаевой Сергей Эфрон пишет сестре из Тарусы: «Я был на открытии музея. В продолжение всего молебна стоял в двух шагах от Государя и его матери. Очень хорошо разглядел его. Наружность не императора. На открытии были все высшие сановники. Если бы ты знала, что это за развалившиеся старики! Во время пения вечной памяти Александру III вся зала опустилась на колени. Половина после этого не могла встать. Мне пришлось поднимать одного старца – сенатора. Я был самым молодым, в прекрасном, взятом напрокат фраке и шапокляке. Чувствовал себя непринужденно и держал себя поэтому прекрасно». Он женился на Марине Цветаевой в том же 12-м году. Познакомились в Коктебеле у Максимилиана Волошина. Ему – 17, ей – 18. Она уже публикуется. На ее первые две книги дают отклики Гумилев, Городецкий, Брюсов. Она с мужем едет в свадебное путешествие в Италию, Францию и Германию. Возвращаются в Москву. Покупают дом на Полянке. В сентябре 12-го года рождается их дочь Ариадна. Сергей Эфрон еще не закончил гимназию. Подготовке к экзаменам мешает болезнь. Он лечится от туберкулеза. Поэтому семья основное время проводит в Крыму. Выступают на литературных вечерах – она с сестрой Анастасией, с мужем и с Волошиным. Она переписывается с философом Розановым, уже немолодым человеком, давним знакомым ее отца, которого она никогда не видела. Она ему пишет о своем муже: «Если бы вы знали, какой это пламенный, великодушный, глубокий юноша! Я постоянно дрожу над ним. От малейшего волнения у него повышается температура. Мы никогда не расстанемся. Наша встреча – чудо. Он мне самый родной на всю жизнь. Он необычайно и благородно красив. Прадед его с отцовской стороны был раввином, дед с материнской – великолепным гвардейцем Николая I.

В Сереже соединены – блестяще соединены – две крови: еврейская и русская. Мать его была красавицей и героиней. Мать его урожденная Дурново».

Елизавета Дурново в юности входила в революционно-террористическую организацию «Народная воля», потом, вырастив детей, вступила в партию эсеров. Год провела в Бутырке. Жизнь покончила самоубийством.

Через год после этого ее сын знакомится с Мариной Цветаевой.

В июне 14-го года, за два месяца до начала войны, Сергей Эфрон сдает экстерном экзамены в гимназии. Цветаева волнуется за него, просит в письме из Коктебеля Розанова о помощи, просит его написать письмо директору гимназии, просит сказать о Сережиной болезни, о его желании поступать в университет, «вообще, – говорит, – расхвалите». Вскоре начинается Первая мировая война. Сергей Эфрон рвется в армию, хотя по болезни освобожден от воинской службы. Попадет на службу в санитарный поезд.

Цветаева из Коктебеля приезжает в Москву. Переезжает в новый дом в Борисоглебском переулке. Пишет. В смысле – пишет стихи. Внешние события ее не затрагивают. У нее, любящей жены и матери маленькой дочки, – страстный роман с женщиной. Этот роман дает поток стихов. Много лет спустя Цветаева напишет: «Земная любовь женщины к мужчине и мужчины к женщине – скука, а любовь женщины к женщине и мужчины к мужчине – жуть». Завершится ее роман знаменитым стихотворением: «Хочу у зеркала, где муть / И сон туманящий». Она печатается. Она знакомится с Мандельштамом. Пишет стихи Блоку. Она невероятно прогрессирует как поэт. 16-й год для нее – блестящий.

Сергей приезжает в Москву, сюда, в дом в Борисоглебском. Пробудет недолго. Командирован в школу прапорщиков. Встретивший Сергея Эфрона в Подготовительном учебном батальоне знакомый Цветаевой пишет ей: «Вчерашний день я провел с Сережей. Я сразу полюбил навсегда этого очаровательно отсутствующего человека с его совершенно невинно-детским отношением к жизни». Жизнь усложняется. Царь отрекается от престола. Цветаева пишет: «Ласковая ты, Россия, матерь! / Ах, ужели у тебя не хватит / На него – любовной благодати? / Грех отцовский не карай на сыне. / Сохрани, крестьянская Россия,/Царскосельского ягненка – Алексия».

Через семь дней после этих строк у Цветаевой рождается второй ребенок. Она ждала сына. Родилась дочь. Эфрон ждет в Москве отправки на фронт. Но на фронт не попадет. Получает назначение в запасной пехотный полк в Москве. Пишет Волошину в Коктебель: «В Москве голодные хвосты, наглые лица, скандалы, драки, грязь – и толпы солдат в трамваях. Все полны кипучей злобой, которая вот-вот прорвется. Я сейчас так болен Россией, так оскорблен за нее».

В дни Октябрьского переворота в Москве он участвует в уличных боях. Ему чудом удается скрыться из Александровского училища. Они с Цветаевой оставляют детей в Москве. Едут в Коктебель. В Москву Цветаева возвращается одна. Происходящее всерьез не воспринимает. Пишет мужу в Крым: «Я думаю, Вам уже скоро можно будет возвращаться в Москву. Поживите еще в Коктебеле, ну, немножечко».

В 1972 году 3 сентября писатель Юрий Нагибин в дневнике пишет: «Приятная встреча в ЦДЛ с Антокольским. Он пригласил меня за стол к Евтушенко. Но сам Антокольский не дождался моего прихода, напился и уехал домой».

Поэт Павел Антокольский был добрым знакомым Цветаевой. Она называет его Павлик. Это 18-й год. Он в гимназическом мундирчике. Он пропадает у нее в Борисоглебском. Антокольский об их общении в 18-м году скажет: «Это называется – сидеть в облаках и править миром». Он познакомит ее здесь со своим приятелем, будущим известным режиссером Юрием Завадским. Антокольский – свидетель страшнейших для Цветаевой 19-го, 20-го годов. Эфрон – в Добровольческой армии. Она ничего о нем не знает. Она – с двумя детьми в голодной Москве. Из ее записной книжки 1919 года: «Муки нет, хлеба нет. Под письменным столом – фунтов двенадцать картошки. Жена сапожника, живущего теперь в нашем доме, недавно дала мне детскую карточку на обед. По этой карточке получаю еду в Пражской столовой на Пречистенке. Когда с Алей прибегаем домой, первым делом отвязываю Ирину от стула. Стала привязывать с тех пор, как она однажды в наше отсутствие съела из шкафа полкочана сырой капусты. Раздуваю угли, разогреваю. Весь обед в одну кастрюльку. Суп вроде каши. Едим. Укладываю Ирину. Курю. Пишу. Мне никогда не приходилось искать стихов. Стихи сами ищут меня. В таком изобилии, что я прямо не знаю, что писать, что бросать. Все стены исписаны. Иногда даже пишу так: с правой страницы одни стихи, с левой – другие. Еще сбоку – строчка еще стихов. Рука летает по всей странице. От одного к другому. Чтобы не забыть, уловить, удержать. Рук не хватает. Потом Ирина просыпается. Разогреваем остаток супа. Вылавливаю из самовара застрявшую в глубине картофелину. Пилю и рублю дрова на завтра. Хожу и сплю в одном и том же коричневом, однажды безумно севшем, платье. Все прожжено от углей и папирос. Аля пишет мне письма». Это такая система отношений между дочерью 6 лет и матерью, с которой она на «Вы», по имени. Из писем Али к Марине: «Марина! Я понимаю, что такое жить с Вами, Господи! Всякий мужик, который побудет с Вами неделю, станет похож на Вас. Марина! Мне нужно дать Вам хлеба, душу, тепла, время. Я буду писать тысячи книг о Вас и про Вас. Я дам Вам себя, дам Вам все свои миры. О! Зачем я не мальчик. У мальчиков нет столько пороков, сколько у девочек».