Сергей Бондарчук. Лента жизни - Наталья Бондарчук

Помню, мы приехали в Ясную Поляну. Все сотрудники музея, исследователи, знатоки Толстого встретили Сергея очень тепло, уважительно разговаривали с ним – актёр-то он был уже знаменитый и многими любимый. Сергей сразу обошёл весь дом, понял, что снимать в нём нечего, и пошёл ходить по окрестностям, искать пейзажи. А всем этим сотрудникам оставил меня на растерзание. Они поначалу были огорчены. Какой-то хромой мальчишка вместо статного красавца Бондарчука. Потом я начал с ними разговаривать. О семье Толстого, о которой к этому времени я уже, кажется, знал всё, – ведь прообразами многих героев романа послужили члены семьи писателя. Проговорили мы часа два, и они поняли, что мне можно доверять. Позднее мы подружились, и я даже какое-то время жил у них на территории музея в доме Волконских, где мне поставили койку и я насыщался материалом, читал рукописи, письма, дневники.

О странной методике Бондарчука по студии гуляли легенды. А группа медленно, но уверенно продвигалась к цели – к созданию сценария и единого актёрского ансамбля, состоящего из единомышленников. Одновременно режиссёр извлекал на свет божий краски и кисти, картон и бумагу и начинал писать эскизы важнейших эпизодов будущей ленты».

Брат Алексей

Я – твой сын.

Алексей Бондарчук

В двенадцать лет меня мучили музыкой. Нет, я очень любила музыку, но… Но слушать – это одно, а вот самой вытащить из нотного листа и инструмента звук – совсем другое. Попытка – окрик, снова попытка, и вот уже нервные клещевидные руки впихивают мои пальцы в нужный аккорд. Вера Казимировна снова и снова заставляет извлекать из инструмента хилые, далеко не музыкальные звуки. Мне стыдно и больно. Стыдно от своей беспомощности и больно от того, что руки Веры Казимировны – такие же твёрдые, как клавиши, и когда моя рука попадает между двумя этими поверхностями, хочется визжать, как мартовская кошка.

– Раз – и, два – и… – нет, это невыносимо, ну хоть что-нибудь случилось бы… что-нибудь. В прихожей звякнул звонок. Неожиданно открылась дверь, и вошла бабушка. Это уже необычайное происшествие. Моя бабушка никогда не входит в комнату во время занятий, отчасти чтобы не помешать, но главным образом, чтобы не испереживаться, видя моё пунцовое лицо и мокрые глаза музмученика.

Нет, на самом деле что-то произошло, я отчётливо это вижу по бабушкиному лицу, выражающему таинственную печаль. Она, склонясь над Верой Казимировной, что-то шепчет ей на ухо, и у той, вздрогнув, поползли вверх седые брови.

– Наташенька, – торжественно начала бабушка, – к нам приехал твой брат Алёша.

Теперь и мои брови поползли вверх. Да, я слышала, что у меня есть родной брат по отцу, но никогда его не видела. Бабушка увела Веру Казимировну на кухню, а я осталась одна. Я прислушивалась к голосам в передней, но от волнения ничего не понимала. Шум машин за окном, крик ребёнка за стеной, стук моего собственного сердца слились в какой-то один монотонный звук и обволокли моё сознание, не позволяя встать.

– Ната, иди же к брату! – прервал мои грустные мысли бабушкин голос. Я встала и раскрыла дверь в прихожую. Там около дивана стоял рослый пятнадцатилетний парень и, улыбаясь, смотрел прямо на меня.

– Вот ты какая у меня, сеструха! – воскликнул он и прижал к себе. Я неловко поцеловала его в щёку.

И только тут, в зеркале увидев нас обоих, я поняла, что мы похожи друг на друга как две капли воды, а Алексей ещё больше, чем я, похож на отца. Мы устроили брата в нашей с бабушкой комнате. Алёша оказался очень весёлым и озорным. Его занимали две вещи: плавание, он имел первый разряд и даже участвовал в соревнованиях, и ритмическая музыка, в просторечье – Битлы. Он привёз с собой несколько записей, которые тут же стал прокручивать на мамином магнитофоне, включив звук на полную. Я не удержалась от соблазна, стала танцевать. Никогда я так не ощущаю полноту жизни, как в танце. Я чувствую, как всё тело сливается с ритмом, и воздух, как бы утратив свою пустоту, приобретает вид невидимых глазом граней, ступенек, площадок, на которые поднимаются и с которых спускаются руки, ноги, что-то заставляет всё тело подниматься в воздух, и под лопатками становится щекотно, как будто и впрямь там отрастают крылья. Больше всего на свете я люблю танцевать вот так, свободно, сама по себе.

Алексей смотрел во все глаза на меня, и конечно, сам поддался ритму, но его танец был скорее пантомимой: вот он, изображая какого-то странного и гибкого зверя, собрался в одну точку, вдруг прыгнул вверх, вытянувшись струной, а вот он осторожно и мягко двигается, как большая кошка. А вот весёлая забавная обезьяна. Он так смешно копировал обезьяну, её походку, почёсывания, мимику, что я расхохоталась.

К нам вошла мама. Алексей в том же образе обезьяны подскочил к маме и потёрся о её плечо. Она на секунду прижала Алексея к себе и вышла из комнаты. Мы остались вдвоём. Алексей выключил магнитофон.

– Ты давно виделась с ним?

– С кем? – спросила я, хотя и прекрасно поняла.

– С отцом.

– Давно, мы не виделись пять лет.

– Но есть же телефон?

– Он не звонил.

– А ты?

– Я не хочу… не могу, – добавила я.

Алексей сел на тахту и, не глядя на меня, стал рассказывать.

Алёше было труднее жить в городе, где каждый старался узнать всё о ближнем, особенно если дело касалось знаменитости. Сколько же историй пришлось ему насочинять, чтобы никто не догадался, что кроме фамилии у них с отцом нет ничего общего. Алексей словно почувствовал мои мысли и продолжал рассказывать, поглядывая на меня:

– Я попросил денег у деда и приехал… приехал к нему. Адрес узнал в справочном. Мне открыла какая-то старая женщина, сказала, что его нет дома, ну тут я ей и сказал, что я его сын и мне необходимо с ним повидаться. Старая позвала женщину помоложе, это оказалась его теперешняя жена, ты её видела?

– Нет, только на экране, я её совсем не знаю.

– Зачем тебе её знать? – усмехнулся Алексей.

– Ну, ведь ты же хорошо относишься к моей маме.

– Здесь другое, во-первых, твоя мама даже не знала, что он был женат до войны, ну а потом… – Алексей замялся. – Тебе рановато об этом знать, когда-нибудь расскажут.

Я поняла, что он знает, как мама к нему отнеслась, когда он был совсем маленьким… Алексей продолжал рассказывать.

– Ну вот, вышла эта, что помоложе, и говорит то же самое: что отца в Москве нет и не скоро будет, а сама смотрит на меня. «Вы, – говорит, – где остановились?» Со мной ещё в жизни никто на «вы» не говорил. «Вам помочь с гостиницей?» Ну, думаю, у меня от дедушкиных запасов один рубль остался, какая гостиница? «Нет, – говорю, – не надо гостиницу».

Алексей даже крякнул как-то по-стариковски от обиды.

– И ты знаешь, что я заметил? Она – с пузом!

– Как это – с пузом?

– Ну, беременная, понимаешь? И пузо большое, наверное, скоро родит. И будет нас уже трое!