На рубеже двух столетий. (Воспоминания 1881-1914) - Александр Александрович Кизеветтер

дел земства уже не становились на этот путъ ввиду явной его бесплодности. Но многочисленные земские деятели, еще недавно принимавшие энергичное участие в земских съездах, в образовании общеземского союза и в составлении его программы, конечно, не могли взять да и повернуться спиной ко всему тому, в чем они привыкли видеть истинный смысл своей общественной работы. И вот почему ретроградные веяния все же не оставались без отпора не только в земских, но даже и в дворянских собраниях, в которых принимали участие многие из земцев.

В 1889 г. праздновалось 25-летие Положения о земских учреждениях. Печален был этот праздник для тех земцев, которые были искренними сторонниками общественного самоуправления. Ретроградная печать дошла до последних пределов разнузданности в своих нападках на земские учреждения как на тайные притоны революционной крамолы. И ни для кого не составляло секрета, что в Министерстве внутренних дел уже изготовлен проект нового Земского положения, налагающего новые путы на общественное самоуправление и подрывающего начало уравнения сословий на поприще земской деятельности.

И вот торжественные собрания и банкеты по случаю юбилея земских учреждений показали, что передовые традиции вовсе не иссякли в земской среде и что под пеплом все еще тлеют искры, готовые вспыхнуть при подходящем случае. Наружная тишина, водворившаяся с 1882 г., оказалась в этот момент обманчивой, и земская Россия вдруг подала свой голос, прозвучавший протестующей отповедью против господствующего политического курса.

В юбилейных речах было указано ясно и решительно, что развитие всесословного общественного самоуправления есть непременное условие политического прогресса и что власть, действующая вопреки этому принципу, идет наперекор самосознанию русского общества. В особенности сильное впечатление было при этом произведено выступлениями некоторых заслуженных ветеранов земского дела. Такова была речь Шумахера в Петербурге и в еще большей мере сильная речь, сказанная бывшим московским городским головой князем Щербатовым на юбилейном обеде в Москве. "Плохую услугу, — сказал между прочим князь, — оказывают правительству те консерваторы, которые возбуждают правительство против земства".

Я заметил выше, что протесты против господствующих течений внутренней политики прорывались норою в те годы даже в дебатах дворянских собраний при обсуждении предложений о различных ходатайствах, направленных на усилие привилегированного выделения дворянства из среды прочих сословий. Ретроградные группы дворянства смотрели на дворянские собрания как на главный рупор для своих ретроград но-сословных вожделений и в различных ходатайствах, возбуждавшихся перед правительством на этих собраниях, можно найти изложение всех сословно-политических притязаний этой группы. И все же и в дебатах дворянских собраний не однажды раздавались нежелательные для ретроградов диссонансы.

Помнится мне, например, отмеченное всей тогдашней печатью и обратившее на себя общее внимание заседание харьковского губернского дворянского собрания на исходе 80-х годов. На этом заседании было предложено ходатайствовать перед правительством "о мерах, которые могли бы возвратить дворянству ту силу, власть, почет и уважение, какими оно пользовалось до освобождения крестьян", и далее следовал ряд пунктов по охране дворянского землевладения, по различным имущественным привилегиям и по предоставлению дворянству исключительно руководящего положения в земских собраниях. С решительным возражением выступил тогда общественный деятель Гордиенко. Он говорил о том, что дворянство вовсе не должно стремиться к исключительным привилегиям и к внешним мерам по поддержке его имущественного положения, но должно искать в себе самом средств для борьбы с условиями, тормозящими его развитие. Правда, большинство собрания оказалось не на стороне Гордиенко, но все же его выступление произвело сильное впечатление. То не был совершенно одинокий случай. То там, то здесь в дворянских собраниях разыгрывались инциденты, показывавшие, что далеко не все дворянство идет на поводу у тех вожаков ретроградной группы дворянства, которые вступили в союз с бюрократическими проводниками контрреформ.

И особенную внушительность получали эти протесты против превозобладавшего реакционного курса, когда они исходили из уст авторитетных деятелей земских и дворянских собраний, чьи имена говорили многое людям, знакомым с недавним прошлым русской общественной жизни.

Надо, однако, сейчас же добавить, что недовольство господствующими тенденциями внутренней "охранительной" политики высказывалось тогда вовсе не только отдельными наиболее просвещенными представителями умеренно-либеральных кругов. Нет, бывали моменты, когда некоторые вызывающие действия реакционно настроенных министров встречались взрывом негодования в самых широких кругах населения. Живо помню один такой момент, когда общество пришло в состояние такого возбуждения, что обычное представление о том периоде как о царстве сплошной немоты всем помнящим этот момент должно казаться большим преувеличением.

Не раз уже упомянутый мною министр народного просвещения Делянов вдруг разразился циркуляром об ограничении приема в гимназии и прогимназии детей малосостоятельных родителей, принадлежащих к низшим сословиям.

Циркуляр этот был совершенно незаконным, ибо шел прямо вразрез с ясным текстом гимназического устава; а Устав гимназии был законом, который нельзя было отменить или заменить министерскими циркулярами. В Уставе в ст. 23 было сказано категорически: "В гимназиях и прогимназиях обучаются дети всех состояний, без различия звания и вероисповедания". Невзирая на это, Делянов в своем циркуляре предписывал, чтобы в гимназии и прогимназии впредь были принимаемы только дети или воспитанники людей состоятельных и "благородных", т. е., как сказано было в циркуляре, — "только такие дети, которые находятся на попечении лиц, могущих иметь над ними нравственный надзор и предоставить нужные для учения удобства".

Повторяю, циркуляр представлял собою вопиющее превышение власти со стороны министра. Но не столько этим обстоятельством было задето тогда общество в самых разнообразных слоях своих, сколько мотивировкой министерской меры, которая была приведена в заключение циркуляра. Там было написано буквально следующее: "При этом гимназии и прогимназии освободятся от детей кучеров, лакеев, поваров, кухарок, прачек, мелких лавочников и тому подобных людей".

Можно сказать без всякого преувеличения, что при появлении этого циркуляра (его тотчас же прозвали циркуляром "о кухаркиных детях") вся якобы немая как рыба Россия 80-х годов заголосила благим матом, выражая величайшее возмущение этим непринужденным провозглашением крепостнических тенденций министра. Во всех домах только и речи было что о неслыханном циркуляре; все и каждый приняли его как самое грубое оскорбление, нанесенное не только людям низшего общественного положения, стремящимся доставить образование своим детям, но и как оскорбление, нанесенное всему обществу, кагоров вынуждалось выслушивать из уст правительства заявления, возмущавшие чувство общественного приличия. Помню, как раз в это время к нам в Москву заехал мой дядя А.Н. Турчанинов, крупный старый петербургский адвокат, возвращавшийся в Петербург из поездки по провинции. Он приехал, крайне взволнованный своими путевыми впечатлениями. Как сейчас слышу его возбужденный рассказ: "От Одессы до Москвы, по всей России идет сплошной гул возмущения. В какой вагон ни войдешь — все кричат в один голос о пресловутом циркуляре, и фамилия Деля нова склоняется во всех падежах с присоединением