Кирпич из Лондона - Вячеслав Миронов

Эти не будут звонить в дверь: «Кушаков! С вещами на выход!» Ворвутся! Ослепят светошумовой гранатой. Навалятся, зафиксируют, жестко придавят так, что ни пошевелиться, ни вздохнуть, ни выдохнуть. Голову зафиксируют, дабы ничего не сумел проглотить.

Растесс сел на кровать и обхватил голову. Ему стало страшно. Очень страшно. Каждая клеточка организма заполнилась страхом, от волос до кончиков пальцев на ногах. Только страх. Больше ничего. Холодно и страшно. Мелькнула малодушная мысль о самоубийстве. Пистолет он оставил в сейфе. А жаль…

Кушаков пожалел, что не попросил для себя средство для самоликвидации. Быстро, мгновенно, безболезненно. Но он так молод!!!

Слезы сожаления текли из глаз. Он плакал, уткнувшись в ладони, беззвучно, только сильно всхлипывая и шмыгая носом. Ему было страшно и обидно. Страшно, что его поймают, и все… Конец всему! Крах! И обидно, что он может попасться.

Так проходил час за часом. Он шел в ванну, умывался. Ложился и снова рассматривал невидящим взглядом потолок.

Но мозг — штука уникальная, дабы не сойти с ума, он в стрессовой ситуации подбрасывает что-то в виде анекдота, старого, но образного, подходящего к его ситуации:

«Собирался мужик пойти на охоту, да тут жена пристала — возьми с собой. Ну, нечего делать, пришлось брать. Вышли они на поляну, мужик жену поставил в центре поляны и говорит:

— Сейчас мы с мужиками пойдем лося травить, а как он на поляну выбежит, ты стреляй и охраняй его, пока мы не подойдем.

А сам пошел пить с мужиками. Стемнело, мужик собрался идти жену забирать. Выходит на ту поляну и видит, что валяется туша убитого животного, а жена бегает с ружьем за каким-то мужиком и кричит:

— Это мой лось! Это мой лось!

А мужик, убегая, кричит:

— Да твой лось, твой лось, дай только седло сниму…»

Шло время, день за днем, все «маячки» были на месте. Но для перестраховки он решил истратить часть денег, полученных от предательства, на замену двери. Заказал дорогую дверь, которая могла выдержать гарантированно двадцать минут активного взлома. Когда автогеном, «болгаркой», кувалдой будут выносить ее со стороны лестничной площадки, он успеет уничтожить безвозвратно все, что могло бы его скомпрометировать.

А замок он заказал знакомому, тот поехал во Францию и привез новейший замок, с гарантированной защитой от взлома.

Кушаков отнес его агенту, который ранее промышлял взломом замков. В его присутствии «умелец» безуспешно пытался подобрать отмычки, но ничего не получалось.

— Слышь, майор, оставь мне его на пару дней, — попросил «отставной медвежатник».

— Это еще зачем?

— Понимаешь, коль ты его купил, значит, скоро в городе таких много будет. Братве жизнь облегчить. Я сам на дело не пойду, не моя тема уже. А вот изготовить нужный инструмент да ликбез провести за малую толику это можно. А?

— Обойдешься! — Кушаков забрал замок.

Затем он обратился к своим бывшим сослуживцам в фирму, которая занималась проверкой помещений и автомобилей на наличие закладок — жучков. Те проверили квартиру, машину — чисто.

Кушаков продолжал бояться и продолжал накручивать себя. Появлялись мысли пойти к контрразведчикам и написать явку с повинной. Но деньги… Деньги останавливали его. Ему было мало их, хотелось больше, гораздо больше. Чтобы потом ничего не делать, а жить у моря, сдавать комнаты приезжим. А самому, сидя в гамаке, смотреть на море и потягивать неспешно домашнее вино.

Совершенно не обязательно в России. Турция, Греция, Болгария. Там недорогая жизнь. И всем все равно на окружающих.

Все его проверки на местности с целью выявления службы наружного наблюдения не привели ни к чему. Не было за ним «хвоста», не было, и все тут.

Нет за ним наблюдения! Чисто! Значит, он вне подозрения у знакомых из местного Управления ФСБ. И это хорошо!

Кушаков вновь воспрянул духом. Комок, что лежал камнем на сердце, рассосался, плечи распрямились, за спиной выросли крылья. И понеслось!

Он вновь стал рваться в бой на службе. Снова хотелось быть первым. И в другой «работе» также стал проявлять активность. Тут он сосредоточился на Олесе и ее родственниках. Стал больше проводить с ней времени.

Несколько раз его видели в городе коллеги.

Романов, закоренелый циник, прихлебывая чаек, заметил:

— Вот это по-нашему! А то придумал неземную любовь какую-то. В Финляндии.

— Она и осталась у меня любовью по переписке, — усмехнулся Растесс. Ему же надо было легендировать переписку с Эллой.

— И это правильно! — кивнул Романов. — Мало ли, вдруг виза понадобится или отдыхать поедешь, а твоя Оля…

— Олеся, — поправил Растесс. — Олеся. Так ее зовут.

— Ну, Олеся. Извини. Ты так часто меняешь баб, что за всеми не уследишь. Элла, Олеся. Все имена нерусские. Нравится тебе экзотика. Так вот, к чему я. Поехал ты отдыхать, а Олеся не может. Не в одиночку же тебе гулять по Европам. Потянет тебя к проституткам, например, в квартал Красных фонарей. А там конфликт с аборигенами. Ты же парень резкий, как газировка, вот и выйдет международный конфликт и конфуз. Майор из русской ментовки отметелил кучу голландских сутенеров. Некрасиво. И тебе объясняйся, чего ты там делал. Так что пусть лучше будет две — одна отечественная, а вторая заграничная, запасная. Везучий ты!

Кушаков лишь самодовольно улыбался. Ему до чертиков надоел этот старый обрюзгший неудачник Романов, который прослужил много лет, а дальше майора не продвинулся. И все его поучительные нотации — лишь белый шум в мозгу Кушакова. Как неизбежное зло. Только отвлекает. А его любимый белый стих чего стоит:

Кушаков внутренне бесился от сентенций Романова, но терпел. Пусть все видят, что старший товарищ внушает молодому смысл жизни.

Тем временем так сложилось, что при поиске находящегося в розыске преступника вышли на контрактника в одной воинской части. Он был племянником бандита. Нужно было пообщаться с командованием части, непосредственным командиром подразделения. И Растесс проявил инициативу, вызвался взять на себя эту нелегкую миссию пообщаться с «сапогами».

Надо заметить, что между полицией и военными была старая неприязнь.

Полицейские не любили задерживать военнослужащих. Все равно тебе в зачет эта «палка» не шла. Нужно было передавать за административное нарушение в военную комендатуру, а за преступления — в военную прокуратуру.

И при задержании военные зачастую дрались и убегали. А были случаи, когда одерживали победу или задержанного освобождали силой. Не очень приятные воспоминания, но показалось как-то гаишникам, что офицер выпил и сел за руль. Привезли в отдел, а через полчаса сорок человек с оружием захватили весь отдел, забрали своего командира, изъяли протоколы задержания, заодно пару листов из них выдрали, чтобы нельзя было восстановить, что было написано. И все тихо, без криков, угроз. Молча. И от этого, как рассказывали, вдвойне страшно.