Этому в школе не учат - Сергей Зверев

— Аусвайс на стол, — процедил полицай.

Я вытащил документы. Степан, подобострастно кланяясь, полез в мешок. Но полицай махнул на него рукой:

— Да ладно, тебя я знаю. И правда сродственник. А вот ты что за шипельмундель будешь?

Он тщательно проверил мои документы, даже на свет посмотрел. И недобро улыбнулся:

— В Минск, значит?

— Туда, — кивнул я.

— А сюда что занесло?

— По дороге заехал. По делам службы. Тут тоже наша фуражная контора. Завтра пойду.

— Есть такая контора, — кивнул полицай.

— Герр Шлиман начальник, — подсказал я.

— Точно.

С улицы послышались команды на немецком.

— Ладно. Некогда с вами лясы точить! — Полицай облизнулся на бутылку самогона. Не выдержал — опрокинул стопку, которую поднесла ему Марфа. — Справляйте встречу. Только отметиться не забудьте.

Машина отъехала от дома. Саботажника немцы так и не нашли.

— Ох. — Марфа перекрестилось. — Обошлось.

— Обошлось. — Степан дернул себя нервно за бороду.

— И что делать нам дальше? — спросила Марфа.

— Работать будем, — сказал я. — Разбираться с этой школой. У нас дня два, чтобы определиться. И вот что надо сделать…

— Согласно вашему распоряжению прибыл, герр лейтенант! — отчеканил Забродин.

— Слушатель Лунь, вы, как обычно, просто образец дисциплины, — похвалил лейтенант Браун. — И как всегда нужны мне позарез.

Слушателей нередко привлекали к хозяйственным работам и выполнению разных поручений. Те были не против — это давало возможность вылезти с опостылевшей территории школы в большой мир, пусть даже это и маленький белорусский город.

Заместителем начальника разведшколы по хозяйственной части был лейтенант Арн Браун — бодрый и жуликоватый прибалтийский немец, знавший русский, белорусский и финский языки. Забродина, который всегда ладил с математикой, лейтенант однажды попросил разобраться в книгах бухгалтерской и вещевой отчетности. Слушатель привел их в порядок, да еще так, что все сошлось. После чего Браун в нем души не чаял, то есть использовал по своему усмотрению. В том числе гонял с документами в контору снабжения в центре Владеча. И выписывал по ведомости немножко рейхсмарок, чтобы ценный помощник посидел в солдатском кабачке за парой кружек пива. Что тот с удовольствием и делал.

Так было и на этот раз. Забродин сверил и отнес в контору документы. Потом отправился в ресторанчик, разделенный на две части — для солдат и хиви. Хоть и служат они в одной армии, но далеко не равны.

— Ариец и славянин — между ними пропасть, как между органной музыкой и балалайкой, — любил пофилософствовать начальник школы подполковник Краузе.

Две кружки приличного пива, тут немцы — мастера, привели Забродина в умиротворенное состояние. Ему оставалось пройти три километра до школы.

На выходе из ресторанчика он снял с вешалки серую шинельку, натянул пилотку с черепом. И отправился в обратный путь. В голове было легко и пусто.

Шел по улице, не особенно глядя по сторонам. И вдруг ощутил накатившую волну — опасность!

Резко обернулся. Но больше сделать ничего не смог. В спину ему уперся ствол.

— Стой, сука! — прошипели над ухом.

Жесткие сильные руки взяли его за локоть.

Недругов было двое. Они толкнули Забродина в маленький проулок, зажатый дощатыми сараями. Там ждал еще один.

Уже вечерело. Но Забродин смог рассмотреть нападавших. Люди как люди — по виду то ли мастеровые, то ли крестьяне. Морды небритые, глаза недобрые. Доверия не вызывают.

— Ну, шо, тварь фашистская? — спросил широкоплечий здоровяк в пузырящихся на коленях ватных штанах и телогрейке. — Це твой последний час пришел!

— Вы кто?

— Карающий меч. Партизаны. Слыхал?

«Вот только вас мне и не хватало», — со злостью подумал Забродин.

И тут же ему врезали сбоку по шее так, что он упал на колени. Потом впечатали в бок сапогом. И он поплыл, слыша над головой:

— Ты из психбольницы? Со змеиного гнезда? Вот и расскажешь, чем вы там дышите…

— Ух ты, вот это я вовремя! — с порога довольно хохотнул Казимир Юркович — симпатичный вихрастый высокий парень в сером военном бушлате без знаков различия. Форму ему выдали во Владеческой разведшколе, как гражданскому водителю.

Радовало глаз, что стол в доме дамы его сердца сегодня накрыт богато — с самогончиком, колбасой, квашеной капустой.

Степана Казимир знал по прошлым его визитам как родственника Марфы. Они пожали друг другу руки. А я представился:

— Николай Игнатьев, здесь по делам службы.

— Тоже родственник? Что-то у Марфуши многовато родни. А меня, бедного, и пожалеть некому, — хохотнул он.

— Ничего. Мы пожалеем, — заверил я.

— Если еще и рюмочку нальете… А что празднуете?

— Так это твой праздник, а не наш.

— Это какой? — вопросительно посмотрел на меня шофер, присаживаясь на скрипучий стул.

— Вступление в ряды белорусских партизан.

— Что?! — Казимир стал приподниматься, но стальные лапы Степана вдавили его в сиденье стула.

— Жить хочешь — сиди и не трепыхайся, — порекомендовал я. — Вон, огурчик соленый пожуй. И слушай.

— Но…

— Не дошло?.. Степан, перережь ему горло. Такие непонятливые нам без надобности.

Казимир съежился. И судорожно кивнул.

— А теперь слушай внимательно. Немец слабину начал давать. Как ему под Москвой вломили — об этом здесь умалчивают. И не в этом году, так в следующем мы ему шею свернем. Спекся немец. И вот освобождаем мы Владеч. А тут ты, который верой-правдой на фашиста горбатился. Притом не на складе валенок, а в абвере.

— Хде?

— В немецкой военной разведке, которой психбольница принадлежит.

— Да не знаю, какая там разведка. Ну, ходят там бывшие пленные, чему-то учатся. По мне так это как гимназия.

— Ты сотрудничаешь с немецкой разведкой. И тебя хоть сейчас за это я могу расстрелять. Но расстрелять легко. Труднее дать человеку свое доброе имя восстановить. Ты как, жить хочешь?

Казимир икнул, посмотрел на меня затравленно:

— Кто же не хочет?

— Тогда послужишь Родине. Стрелять и взрывать никого не надо. Дадим работу по способностям. Развесишь уши и будешь слушать. И тут же Марфе сообщать.

— Так она тоже?.. — Казимир опасливо и с укоризной покосился на свою женщину.