Первая академия. Том 3 - Шеррифф

хочу, с тем и дерусь. Почему сразу исключение? Неправильно это.

— Вопрос неоднозначный, — начал рассуждать Даниил. — Если ты, Паша, ничего не понимаешь, так молчи. С одной стороны, мы действительно должны защищать свою честь, а с другой — есть студенты друг друга будут убивать, император нашему ректору тёмную устроит.

— Не только это, — добавил я. — Ещё и репутация академии пострадают. Если будет много жертв среди студентов, сюда ни один уважающий себя аристократ не отдаст своих детей. А есть люди, кому выгодно, чтобы это случилось.

— Кому это выгодно? Зачем? — удивлённо повернулся ко мне Пашка.

— Затем, что Вяземский со своей академией — большая сила. А если ты силён, то всегда найдутся те, кто захочет тебя ослабить или убрать. Есть люди, которые стоят у власти, а есть те, кто одним своим существованием создаёт им угрозу. Понимаешь?

— Что-то не очень.

— У Вяземского много приютов и учебных заведений для одарённых, да ещё и Первая академия. А одарённые — это будущая стража. Поэтому кое-кто, вероятно, хочет насолить Вяземскому, подмочить его репутацию, а может быть, и отобрать приюты и школы.

— Э… Ну… кажется, что-то понимаю, — проговорил Пашка с ничего не понимающим видом.

— Да понятно всё, — сказал Даниил. — Верно ты рассуждаешь, Алексей. Так оно и есть.

— А почему император порядок не наведёт, если такое творится? — спросил Пашка.

— Потому что настоящая власть сейчас не у императора, а у круга его приближённых, — объяснил я. — Им выгодно, чтобы аристократы друг друга резали.

— А вот это интересно, — вклинился Алабин. — Что за круг приближённых, о которых ты толкуешь, Алексей? Я слышал не раз такие разговоры, и как по мне, их распускаю как раз враги нашего государя, кто Россию хочет развалить, посеяв вражду между князьями.

Прежде я не говорил со своими приятелями о политике, но понимал, что люди должны знать, кто на самом деле узурпировал власть в стране. Однако Алабин придерживался противоположной точки зрения. И в этом не было ничего удивительного: именно такая позиция сейчас и культивировалась официальной прессой. Шереметев, Орлов и прочие заговорщики вовсе не хотели, чтобы их считали врагами государства. Ведь тогда их власть пошатнётся.

— Ну вот смотри, Слава, — сказал я. — Взять хотя бы Святослава Шереметева, главноуправляющего первым отделением. Этот человек имеет тесные связи с герцогами из Баварии, и пытался с помощью их рыцарей захватить некоторые предприятия у нас.

— Это всё ложь, Алексей. Выдумки тех, кто желает гибели нашей стране.

— Да-да, конечно, — меня эта упёртость уже начала раздражать. — А скажи тогда, Слава, что прошлой зимой делали в Ярославле люди некого графа Зейдлица? И почему мне пришлось защищать от его рыцарей свой завод, если Шереметев совершенно никак не связан с баварской знатью? Как ты это объяснишь? Ну, давай, я выслушаю твою версию.

Мы остановились, поскольку уже добрались до улицы, на которой собирались таксисты. Жёлтые машины с шашечками растянулись вдоль дороги, ожидая пассажиров.

— Я ни о чём таком не слышал. Это когда было? — нахмурился Слава.

— В феврале это было. В феврале. Шереметев тогда своих родственников из Баварии вызвал и на меня натравил. Так что не надо судить о том, чего не знаешь, Слава. Понятно?

— А это точно Шереметев был? Может быть…

— Это точно был Шереметев. Я их барона в плен тогда взял и ещё нескольких человек, а с ними были шереметевские дружинники.

— Вот это да, — озадаченно проговорил Алабин. — Не думал, что оно так…

— А теперь можешь подумать на досуге. Давайте по машинам и — в академию, а то до десяти не успеем, будем листья подметать.

Я сомневался, что Волконский или его друзья пожалуются ректору, ведь если всплывёт, что драку затеяли именно они, их тоже выкинут из академии. И всё же мне казалось, Вяземский узнает о стычке, поэтому когда наш надзиратель подошёл ко мне в среду и сказал, что ректор желает меня видеть, я подумал, что вопрос коснётся именно воскресной потасовки с Волконским.

— А, господин Дубровский, проходите, присаживайтесь, — радушно встретил меня Вяземский, сидя в своём рабочем кресле за массивным письменным столом. — Давненько мы с вами не виделись, не общались. Как каникулы прошли?

Я сел на стул возле стены:

— В делах и заботах, ваше сиятельство.

— Поговаривают, на Урале отдыхали?

— Если это можно назвать отдыхом. Так-то да, я был на Урале, выполнял кое-какую работу. Наверное, сами знаете.

— А как ребята поживают? Поступили к вам на службу?

— Поступили и уже начали подготовку. Всё в порядке, пока нареканий нет.

— Ну и замечательно. Этого хватит? Или ещё бойцы требуются?

— Мне сейчас требуется много бойцов и желательно в ближайшее время. А то, знаете ли, надо предприятия свои охранять и в Ярославле, и на Урале. Обстановка напряжённая. Да и Шереметев давно не давал о себе знать. Наверное, готовит что-то.

— Ну тут уж вряд ли могу помочь. Сейчас людей у нас нет. А к следующему лету будут. Поэтому сообщите ваши пожелания, ну и деньги, как обычно, вперёд.

— Да, разумеется, ваше сиятельство. Хотелось бы получить пятнадцать эфирников и пятерых одарённых. Найдутся? Сколь это будет стоить?

— Почему нет? Найдутся. Я вам ближе к Новому году сообщу точное количество выпускников, которых смогу вам выделить, и сумму.

— Буду ждать. А вот ещё такой вопрос. Я бы хотел двух ребят из академии себе забрать. Это мои друзья: Тамара Гаврилова и Яков Березин. Возможно такое?

— Ну, Алексей, это вы далеко заглянули. Они ж ещё… на втором курсе же, так? Им ещё учиться и учиться. Вот когда на четвёртый курс поступят, тогда поговорим и цену обсудим. Что сейчас-то об этом говорить?

— Тогда через два года я напомню, если ничего не поменяется.

Кажется, Вяземский отнёсся с пониманием к моему стремлению забрать к себе в стражу друзей. Да и какой ему смысл отказывать? Ему главное, чтобы деньги платили. Впрочем, сейчас действительно рано было обсуждать судьбу второкурсников. Они могли и не доучиться, да и я — тоже.

— Да-да, напомните тогда… Я вот с вами о чём поговорить хотел. До меня слух дошёл, будто вы Святослава Шереметева на дуэль вознамерились вызвать, и очень этому удивился.

— А, так вам Пётр Петрович сказал? Ну да, собирался. А сейчас, после даже не уверен, стоит ли это делать.

— Почему же? Пётр Петрович отговорил вас, выходит?

— Потому что меня тогда арестуют, и Шереметев со мной, что хочет, то и сделает. А драться на поединке он вряд ли будет. Зачем ему? Он же убить меня хочет, ему на честь плевать. Он на всё пойдёт.

— А идея-то, между прочим, у вас неплохая. Просто к делу нужно с умом подойти, а не так, с наскоку.

— С умом? Это как?

Меня озадачили слова Вяземского. Странно получается, один говорит, нельзя Шереметева вызывать на дуэль, другой