Семейная тайна - Ольга Карпович

– Дедушка, я не пойду туда, к ним. Ты же не рассердишься, правда?

Она быстро метнулась к приоткрытому окну и дернула створку на себя. Дождь все еще беспощадно колотил по земле, траве и листьям.

На Асю пахнуло ароматом влажного сада – земли, свежей зелени и цветов. Вдруг показалось, что именно там, под дождем, ей удастся смыть с себя эту приставшую к коже, словно мазут, липкую гадость, эту душащую ее брезгливую ненависть.

Девушка влезла босыми ногами на подоконник и спрыгнула в сад.

Ее угораздило приземлиться прямо в бабкину клумбу с пионами. Лохматые встрепанные от дождя розовые соцветия стеганули ее по лицу, по рукам. Ноги тут же облепили влажные комья земли. Запах тут стоял просто одуряющий – приторный, забивающий нос и рот своей сладостью.

Ася, отплевываясь от дождевых струй, выбралась из клумбы. Она вся уже вымокла, волосы прилипли к голове, майка и шорты пристали к телу. Ее лихорадило – то ли еще не отступила истерика, то ли слишком холодными были струи дождя…

От земли влажно поднимался пар, частые капли выбивали дробь по розовым лепесткам. Выбравшись из клумбы, благоухая, словно парфюмерный магазин, Ася столкнулась с Камилем. Тощий загорелый мальчишка в одних только мокрых шортах окинул ее заинтересованным взглядом, потом взглянул на разоренную клумбу и заржал, обнажив щербатые зубы.

– Ну, теперь тебя бабка взгреет, – заверил он.

– Да пошел ты!

Ася щелкнула пальцами по мокрой мальчишеской голове, увернулась от ответного тычка и, шлепая босыми ногами по мокрой земле, побежала прочь из сада.

От свежего воздуха ей стало чуть легче, но темная муть все еще сидела внутри, не желая смываться окончательно. Ася не понимала, как от нее избавиться, только чувствовала, что нужно что-то сделать с собой, как-то отмыться, очиститься от всего, что против воли захлестнуло ее во время этого проклятого обеда!

Она бежала вперед, сама не понимая – куда, лишь с наслаждением подставляя лицо струям и ветру. Босые пятки разъезжались на раскисшей земле, в ступни впивались еловые иголки и песчинки, но Ася не обращала на это внимания.

Она сама не поняла, как оказалась на обрыве – там, где впервые познакомилась с Артемом.

Сейчас, из-за стоящего стеной дождя, река и воздух казались единым целым. Над поверхностью воды начинал клубиться туман, еще сильнее размывая границу между водной и воздушной гладью. Вода была серой, дождевые струи выбивали из нее мелкую водяную крошку. Свесившая ветви вниз ива тяжело шумела листьями, подставляясь под льющуюся с неба влагу…

Остановившись на обрыве, Ася вспомнила, как поманила ее в тот первый вечер речная глубина. Как захотелось хоть на мгновение избавиться от земного притяжения и поймать ощущение полета.

Она тогда испугалась.

Испугалась, что ударится о воду, что там, под обрывистым берегом, может валяться какая-нибудь ар-матура.

А теперь страха не было.

Осталась лишь какая-то отчаянная решимость.

Ася отступила на несколько шагов назад, разбежалась, подпрыгнула, отрываясь от земли, и уже в воздухе притянула коленки к груди…

Где-то над головой белым вспыхнула молния, весело затрещал гром – и Ася всей грудью вдохнула ударивший в лицо влажный воздух. Ей удалось поймать ощущение полета, свободы, отрешенности от всего.

И она вдруг приглушенно взвизгнула и весело засмеялась в воздухе!

А затем, слишком быстро, все закончилось, и девочка – прямо в шортах и футболке – рухнула в воду.

Речная вода была чистой, лишь немного отдававшей тиной на губах. Никакой арматуры под обрывом, конечно, не оказалось. Ася упруго распрямилась в воде, ловко встраиваясь всем телом в водную стихию, и двинулась вперед и вверх. Она вынырнула, раскинула руки и снова весело рассмеялась, ловя губами дождевые капли…

Ей удалось! Удалось стряхнуть с себя все это, смыть, счистить.

Почему-то она вдруг отчаянно остро ощутила, что жива, молода, что вся жизнь у нее впереди, и дальше с ней будет лишь то, что захочет она сама. Что никто на свете – ни отец, ни мать, ни школьные учителя, ни родственники – никогда уже не смогут ничего ей диктовать. Она сама по себе, она сильная и ловкая, и у нее все получится!

Она еще немного поныряла под дождем, посмеиваясь от непреходящего ощущения эйфории. А затем широкими гребками задвигалась к берегу.

Выбраться ей удалось чуть ниже по течению – там, где были деревянные мостки лодочной станции, где летом подрабатывал Артем.

Ася вышла из воды, встряхнулась. Выжимать одежду или волосы под таким дождем, конечно, не было никакого смысла. И она, мокрая насквозь, босиком, быстро пошла по направлению к поселку, к той пятиэтажке, откуда спикировал на нее сегодня утром самолетик.

Артем открыл дверь и присвистнул, оглядывая Асю.

Он молча, не задавая вопросов, втянул ее в квартиру, стащил с вешалки какое-то старое, пахнущее нафталином пальто и укутал ее. Ася почти утонула в нем – из драповой шинели, колом стоявшей на полу, торчала лишь ее встрепанная голова. Артем притиснул ее к себе и принялся растирать руками спину. Ася припала лбом к его такому теплому плечу, и парень втянул ноздрями воздух:

– Ты что, купалась? Пахнешь, как русалка! А это что? О, улика!

Он вытащил из мокрых Асиных волос лепесток пиона, с комичной серьезностью поднес его к носу, попробовал на зуб и щелчком отбросил на пол.

Ася прижималась к нему все крепче, чувствуя, как дрожь начинает возвращаться, как дробно стучат ее зубы. Теперь, правда, это совершенно точно было просто от холода…

– Ты… один? – едва выдавила она.

– Что? – не сразу понял Артем. – А! Да, один. У матери ночная смена сегодня.

– Хорошо, – коротко кивнула Ася. – Потому что… знаешь, так ничего не выйдет. Мне нужно снять с себя это… мокрое…

Артем заморгал.

На скулах его вспыхнули красные пятна. Он легко заливался краской, как все рыжие.

– Ага… – как-то сдавленно сказал он. – Ага, – ладно.

Ася сбросила пальто, и оно тяжелой неуклюжей колодой осело на пол. Артем ошалело смотрел на Асю. И та, глядя на него не отрываясь, все еще под воздействием той странной эйфории, от которой покалывало в кончиках пальцев, принялась стягивать через голову майку.

Артем, судорожно сглотнув, шагнул к ней и притянул к себе.

Его ладони с шершавыми мозолями от весел были горячими – так и обжигали влажную Асину кожу! – но почему-то от их прикосновений по спине бежали мурашки. Рвано дыша, он принялся покрывать короткими жадными поцелуями ее лицо – виски, скулы, уголки глаз, щеки, прихватил зубами нижнюю губу. Ее и саму уже захватило, и взбесившиеся руки вытворяли что-то невероятное.

– Так… так и будем здесь стоять? – выдохнула она между поцелуями. – Где… твоя… комната? Может, туда пойдем?