Дочь палача и король нищих - Оливер Петч

Якоб снова сплюнул на грязный пол.

– Я невиновен и признаваться не буду. А теперь ступай и принимайся за работу. Наверняка еще клещи начистить надо.

Тойбер тяжело вздохнул.

– Сколько гордости, Куизль… Поверь, когда ты заорешь, вся твоя гордость коту под хвост пойдет. Я такое уже не раз наблюдал.

– Да невиновен я, черт возьми! – прошептал Якоб. – Хоть ты трижды мне все кости переломай. Если веришь мне, то лучше помоги, а нет, так заткнись и проваливай.

Филипп покачал головой.

– Я не стану делать ничего такого, что может навредить моей семье.

– Чтоб тебя! – рявкнул Куизль. – Принеси мне кусок бумаги и чем писать можно – это все, что я прошу. Когда закончу, передай письмо моей дочери. Эта дрянь шатается где-то в Регенсбурге.

– Прощальное письмо, понимаю, – Тойбер кивнул. – Придется испросить разрешения у совета, но они не откажут. Где я смогу встретить твою дочь?

Куизль рассмеялся.

– Ты, вообще, кто? Городской палач или его ученик? Людей поспрашивай, да и сам гляди в оба, только тайком, черт возьми. Не хватало еще, чтобы ты под конец и мою Магдалену на эшафот приволок.

Тойбер поскреб рыжую бороду.

– Хорошо, Куизль, – ответил он наконец. – Я помогу тебе, потому что ты один из нас и потому что я не верю, что ты настолько уж туп, чтобы с ножом в руках попасться возле двух трупов. Но с завтрашнего дня придется мне тебя пытать.

– Это уже моя забота. – Якоб вернулся к себе в камеру и уселся на каменный пол. – Оставь меня теперь в покое, Тойбер. Мне надо поразмыслить.

Палач Регенсбурга начал неспешно закрывать дверь.

– Куизль, Куизль, – проговорил он и лукаво погрозил пальцем. – Я многих заключенных перед пытками повидал. Кто-то дрожал от страха, кто-то с ума сходил, кричал или умолял… Но нахальнее тебя еще не встречал никого. Не уверен, правда, что так оно и будет продолжаться.

Дверь с грохотом захлопнулась, и вокруг Якоба сгустился мрак.

Симон стоял под огромным буком. Ветер шелестел листьями, воздух полнился гудением насекомых и щебетом птиц. Лекарь вдыхал полной грудью и чувствовал единение с природой. Но к приятному шелесту примешался вдруг режущий звук. Гигантская пила рассекала волокна огромного бука, дерево начало заваливаться в сторону, и могучий ствол в любое мгновение мог похоронить под собой Симона. С оглушительным треском бук рухнул на землю. Лекарь закричал, открыл глаза и понял, что видел сон. И нависало над ним вовсе не ясное небо, а закоптелый потолок трактира «Кит». Вот только шум остался.

«Хр-р-р… Хр-р-р…»

Симон перевернулся на бок и увидел рядом с собой Магдалену. Она лежала на спине и храпела, как пьяный ландскнехт. Юноша сморщил нос. Магдалена не только храпела, как пьяный ландскнехт, она и пахла так же. Из раскрытого настежь рта на подбородок тонкой ниточкой натекла слюна. Лекарь невольно усмехнулся. Взгляни мелкий венецианец на свою bella signorina в таком вот состоянии, вряд ли он стал бы с нею заигрывать.

«Мелкий венецианец?»

Симон вскочил и взглянул на другую сторону кровати. Понял, что, кроме них, в комнате никого не было, и облегченно вздохнул. И все-таки мысль, что этот Сильвио довел его возлюбленную до кровати, а сам он спал рядышком, как младенец, выводила его из себя. И кто теперь скажет, что происходило до этого? Симон по собственному опыту знал, на что способны мужчины, если девушка становилась податливой после выпивки и переставала соображать. Он закрыл глаза и попытался отогнать скверные мысли.

Симон встал и почувствовал ноющую боль в правой лодыжке. Ему тут же вспомнилось их вчерашнее вторжение в дом цирюльника и бегство из подвала. Ругаясь вполголоса, он намазал на распухшую стопу немного мази из арники и замотал куском материи, после чего осторожно оделся. На его счастье, в мешке, который остался при нем после погони на рыночной площади, помимо медицинских принадлежностей, нашлись свежая сорочка и немного грязный сюртук. Свои штаны Симон еще перед сном на скорую руку отчистил куском мыла. В этом наряде ему придется ближайшую неделю разгуливать по Регенсбургу. Мысль эта тем более претила юноше, что он вспомнил вдруг, каким опрятным был вчерашней ночью коротышка-венецианец. Оставалось только надеяться, что синяки на лице начали понемногу рассасываться. В нынешнем своем состоянии он походил, вероятно, на щуплого трактирного драчуна.

Лекарь не стал будить храпевшую Магдалену, вышел, прихрамывая, из комнаты и спустился в пустой зал. Налил себе кружку разбавленного пива и на общем блюде нашел подсохшую корку. Возле печи дремали двое пьяных, а за столом перед дымящим горшочком сидел еще кто-то. Лишь через некоторое время Симон узнал в нем портового управляющего, с которым они вчера познакомились.

Карл Гесснер улыбнулся и подозвал Симона поближе.

– А, малютка-знахарь с пристаней! Я прямо-таки знал, что скоро мы увидимся вновь! – Улыбка резко сошла с его лица. – Простите, я невежлив. У вас наверняка теперь забот по горло.

Он подвинул горшочек с чечевичной похлебкой на середину стола, чтобы лекарь тоже мог дотянуться ложкой.

– Это убийство… для нас обоих оно стало тяжелым ударом, – проговорил Симон и макнул в суп жесткую корку. Мы-то надеялись, что Гофман пристроит нас к себе. Мы… мы хотели начать все с нуля. И тут на тебе! – Он покачал головой. – Теперь они еще и отца Магдалены арестовали, потому что он якобы убийца. Но это просто смешно!

– И что вы дальше намереваетесь делать?

Симон проглотил размягченный хлеб.

– Пока что останемся, наверное, в этом «Ките». Должна быть какая-то возможность доказать, что отец Магдалены невиновен. Это убийство в купальне…

Он замолчал на полуслове, так как не знал, насколько мог довериться Гесснеру. И все же продолжил шепотом:

– Вы ведь хорошо знаете Регенсбург. Скажите, есть у вас предположение, кто мог бы стоять за этим убийством? Что-то во всем этом не сходится. Еще вчера дом сторожили, словно в нем темная тайна хранится. Может, вы сможете помочь нам?

Гесснер пожал плечами.

– Полагаю, вы уже знаете, что вчера ночью дом сгорел почти до основания. Если там и было что-нибудь необычное, то теперь от этого ничего не осталось.

– Ну, может, вы раньше слышали что-нибудь? – отчаянно допытывался Симон. – Что-то такое, чего отец Магдалены не заметил.

Во взгляде Гесснера появилось сочувственное выражение.

– Сочувствую. Как портовый управляющий, я, конечно, заседаю в большом совете. Но что касается убийства цирюльника, тут я бессилен. Там другие верховодят. Знаю только, что совсем скоро вашему Куизлю устроят процесс.

Он замолчал и принялся помешивать суп, но Симон чувствовал, что Гесснер хочет сказать что-то еще.

– Нынешний мир не очень-то справедлив, – пробормотал наконец управляющий. – И зачастую попадаются вовсе не те, кому следовало бы. Но решать, что правильно и что хорошо, не вам.