Открытие Франции. Увлекательное путешествие длинной 20 000 километров по сокровенным уголкам - Грэм Робб

В стихотворении из Матиньона в Бретани говорится, что при правильном выборе предлогов и в подходящее время года можно бездельничать целую рабочую неделю.

Жителям какого-нибудь края-«пеи» значительная часть этой книги показалась бы историей мира, в которой лишь на мгновение, случайно мелькнуло имя их деревни. Но если бы человек XXI века оказался в каком-нибудь из этих краев в любой момент времени до Первой мировой войны, он бы точно так же растерялся.

Если бы современный путешественник сел отдохнуть у края поля, заснул и проснулся двести лет назад, он увидел бы почти тот же пейзаж, но явно долго остававшийся без ухода. Злаки на полях стали бы ниже, были бы засорены стерней и сорняками и населены птицами и насекомыми. Шоссе превратилось бы в изрытую колеями немощеную дорогу, которая ведет приблизительно к ближайшему шпилю, но почти не выделяется среди других дорог, пересекающих поля. Было бы меньше аккуратных параллелограммов леса и больше беспорядка в расположении на местности живых изгородей, прудов и хуторов. Такой пейзаж наводил на мысль, что здесь живут домоседы, которые внимательно относятся к малым пространствам и более уязвимы для стихий. Без более крупных геометрических форм – водокачек, силосных башен, линий электропередачи и струй пара – казалось бы, что дома людей прячутся среди пейзажа.

Вместо трактора были бы видны фигуры цвета земли, работающие со скоростью стада. При более близком взгляде стало бы заметно, что эти люди-машины нуждаются в ремонте. Определить их возраст было бы невозможно. В середине XIX века более четверти молодых людей, стоявших голыми перед призывными комиссиями, оказывались негодными для военной службы из-за «болезненности», в том числе «слабого телосложения», из-за того, что рука или нога не действует или вообще отсутствует, из-за слабого зрения и глазных болезней, грыж и болезней половых органов, глухоты, зоба, золотухи, болезней дыхательных органов и грудной клетки. Из 230 тысяч призывников примерно тысяча были признаны умственно отсталыми или сумасшедшими, 2 тысячи оказались горбатыми, еще почти 3 тысячи были кривоногими или косолапыми. Еще 5 процентов были слишком низкого роста (меньше 5 футов), и около 4 процентов страдали от неустановленных болезней, в число которых, вероятно, входили дизентерия и заразные болезни, переносимые вшами. По вполне понятным причинам тех, кто был болен инфекционными заболеваниями, не осматривали, и в списках сведений о них нет.

А ведь это была самая здоровая часть населения – молодые мужчины чуть старше 20 лет. Здоровье остальных было таким, что путешественник мог сильно усомниться в том, что узнал по книгам, музеям и картинам, даже по картинам художников-реалистов. «Cеятель» Жана-Франсуа Милле могуч, как атлет-олимпиец, а его «Человек с мотыгой» устало опирается на свою мотыгу, но не обессилел, а лишь утомлен. У Жюля Бретона все работницы имеют тонкие лодыжки, красивую грудь и чистые юбки. Одетые в красивые лохмотья «Разбиватели шоссейного камня» у Гюстава Курбе не лишились глаз из-за летящих в лицо осколков камня, их суставы выдержали много часов резких ударов, и, когда они работают, вокруг них не поднимается пыль. Нарисованные крестьяне почти всегда легко справляются со своей работой. На картинах нет скрюченных пахарей, низкорослых кузнецов и близоруких швей. Разумеется, от них не исходят также вонючие запахи пота, мокрой шерсти, сыра и гнилой капусты, как нет и той топографии из разнообразных – свежих и зловонных – запахов, благодаря которой слепой человек мог найти дорогу в ближайшую деревню и узнать, что он забрел за границу своего края.

На первый взгляд фигуры в поле выглядят даже более впечатляюще, чем фигуры на картинах. Их бедра могли бы оттолкнуть ляжки коровы, а мускулы плеч и шеи могут нести груз весом 70 или даже 80 фунтов. (В Альпах говорили, что две женщины могут нести столько же, сколько один мул.) Но эта сила обманчива. Она создана привычкой и повторением малого числа движений. Лица говорят о другом. Если бы одна из этих живых фигур повернулась, путешественник мог бы увидеть то, что подполковник Пинкни назвал недобрым выражением «Венера с лицом старой обезьяны».

Судя по отзывам тогдашних путешественников, больше всего их удивляло то, что в полях работали в основном женщины. До второй половины XIX века почти во всей Франции, за исключением побережья Прованса (но не его внутренних областей), северо-востока и узкой полосы территории от Пуату до Бургундии, женщины составляли почти половину тех, кто трудился под открытым небом. Похоже, что во многих местностях женщины выполняли львиную долю этой работы.

Вскоре этот простой факт вычеркнули из французской истории писатели, которые либо никогда не видели сельской местности, либо считали различия между картофелинами внутри мешка не стоящим внимания пустяком. От долины Луары до Альп и Корсики женщины пахали, сеяли, жали, веяли, молотили, собирали колосья и хворост для топлива, ухаживали за скотом, пекли хлеб, кормили им мужчин и детей, вели дом («плохо», как сказано в докладе о состоянии Южной Нормандии от 1802 года) и рожали новых едоков. Ведение хозяйства в доме было наименее важной из их работ. Не случайно рассказы о проворных духах, которые мыли посуду, застилали постели и выливали содержимое ночных горшков, имели хождение главным образом в Провансе, где среди женщин было больше домохозяек[17]. Мир духов указывал, что люди должны работать вне дома. На всем атлантическом побережье можно было увидеть, как женщины пашут плугом поля, режут скотину и пилят дрова, а мужчины в это время лежат на солнце, растянувшись на куче вереска. В Оверни женщины вставали раньше мужчин и ложились позже их, чтобы успеть расчистить снег, подоить коров, накормить свинью, принести воды, приготовить сыр, очистить и сварить каштаны и спрясть ткань.

Носить воду, например, считалось исключительно женским занятием. Но очень мало было дел, считавшихся исключительно мужскими. В Гранвиле на полуострове Котантен женщины ловили рыбу, чинили лодки, работали грузчиками в порту и плотниками. В Альпах на женщин надевали хомут и впрягали в плуг вместе с ослами, а иногда сдавали их на время другим фермерам. Еще до того, как снег растаял, можно было увидеть, как женщины рассыпают черную землю на полях, чтобы ускорить его таяние, и втаскивают корзины с землей на поля по отвесным склонам, таким крутым, что иногда сильный ветер сдувал с них скотину.