Золотой лук. Книга первая. Если герой приходит - Генри Лайон Олди

– …ухожу, бегом бегу. Не смею боле докучать…

– Нет, мама, – сказала Химера. – Я его не прощу. Его и его детей.

Человек ничего не понял бы в ее рыке, меканьи и шипении. Бог или титан уловили бы смысл без труда. Мать понимала все, даже то, о чем Химера молчала.

– Ты так горишь местью? – спросила Ехидна.

В пещере было много места. Но казалось, что мало. Женское тело Ехидны потрясало не только красотой, но и мощью. В этом титанида-отшельница не уступила бы любой богине, будь та хоть самой воительницей Афиной. Длина же змеиного хвоста, заменявшего Ехидне ноги, была такова, что мать могла обвить трехтелую дочь, тоже славившуюся размерами, не только руками.

Были времена, когда пещера эта служила темницей искалеченному Зевсу. Сейчас темница стала домом. После того, как сила Громовержца и коварство Афины сразили буйного Тифона, обрекая великана на вечный и мучительный плен, скорбящая Ехидна переселилась сюда, в Киликию, в любимое убежище своего несчастного мужа. Здесь до сих пор пахло Тифоном – яростным, страстным, непобедимым. Он приходил к Ехидне не в боевой ипостаси, способной устрашить сам страх. Нет, иные он здесь одерживал победы, иная страсть владела им. Как Ехидна обнимала Химеру, даря всю любовь, какая скопилась в сердце, так и беспощадные руки Тифона, способные раздавить мир, как яйцо, обнимали жену, все – нежность и забота, и пальцы с драконьими головами делались просто пальцами: робкими, настойчивыми, ласковыми.

Здесь пахло и Зевсом – не грозным богом, одержавшим победу, но пленником, ничтожеством, калекой с подрезанными жилами. Эти запахи утешали Ехидну холодными ночами, когда милосердный сон шептал ей: все осталось по-прежнему, девочка моя. Тифон вот-вот вернется, встанет у входа, рассмеется так, что звезды посыплются с неба…

Она просыпалась, давилась слезами. Выползала на скалы: охотиться.

К заливу Ехидна не спускалась. После того, как мстительный Зевс убил Дельфину, свою чудовищную охранницу – подругу Ехидны, такую же дракайну[52], как она сама – Тифоновой вдове опротивел залив. Тифон, помнится, горел от гнева, узнав, что Дельфина упустила пленника. Но Тифон простил. Зевс же не простил. Вздыхая, хватаясь руками за уступы, Ехидна ползла в другую сторону: на северо-запад, к Таврскому хребту. Под ней кипела, пенилась река. Билась в мертвой хватке теснин. Летом река пересыхала, в сезон таяния снегов делалась выше на шесть локтей. Вода прогрызла в здешних горах глубокое, обрывистое ущелье. Крутизна склонов пряталась в густой поросли: черная сосна, серебряная береза, граб и бук.

Курчавился можжевельник. Пчелы вились над цветущим тамариском.

Здесь было легко укрыться быстрой, смертоносной охотнице, даже если ты Ехидна. Козы, которых она ловила, утоляли голод в достаточной степени. Козы, дикие свиньи; если повезет, медведица с медвежатами. В ручьях водилась форель. Не брезговала Ехидна и случайными путниками. Дети разбрелись по свету, змеедева коротала век одна. В гости к матери залетала только Химера, да и то лишь потому, что обитала поблизости.

– Ты так горишь местью? – повторила Ехидна вопрос.

– Месть?

Лев передернулся, коза выгнула спину. Так Химера пожимала плечами.

– Не знаю, – прошипела змеиная голова, венчавшая хвост. – Что это такое: месть?

– Твой отец в плену. Ты не в силах его освободить. Ты хочешь убить того, кто пленил твоего отца. Ты не в состоянии это сделать. Поэтому ты хочешь убить его детей. Это месть, дитя.

– Это слишком сложно для меня. Я не умею прощать, вот и все. Ты не умеешь летать, я умею. Я не умею прощать, ты умеешь. Разве это трудно понять, мама?

Умею ли я прощать, спросила Ехидна себя. Нет, правда: умею ли?

– Прощение, – вслух сказала она. – Дитя, я говорю о другом. Ты жжешь храмы, надеясь, что их гордыня превыше твоей. Что боги не выдержат, примут бой. Огонь в тебе нашептывает такое решение.

– Тифонов огонь, – напомнила Химера. – Тебе ли не знать?

– Да, Тифонов. Твой огонь одной природы с отцовским. Возможно, ты добьешься своего. Победишь: раз, другой, третий. Тебе сложно понять, что значит месть? Но удовольствие от содеянного – о, его ты поймешь с легкостью! Поймешь и захочешь испытать снова. Опять и опять, пока сила не найдет силу. Погоди, дай мне умереть первой. Я не хочу оплакивать дочь. Или ты считаешь, что я бессмертна?

– Бессмертие? – рыкнул лев. – Что это такое?

Льва в Химере стало больше, козы – меньше. Змея осталась прежней. Пропорции тел часто менялись, когда Химера испытывала какие-то чувства или затруднялась с ответом. Мать знала это с момента рождения дочери. Отец не знал, вернее, не обращал внимания на изменчивое соотношение тел. Не знали и боги, избегая встреч с Химерой.

Люди? Кого интересует мнение двуногих червей?!

– Вот-вот, – Ехидна погладила дочь по спине. – Когда мы не понимаем, что такое бессмертие, мы можем убить себе подобного.

Щетина под пальцами. Она имела мало общего с гладкой шерстью льва или с жесткими лохмами козы. К этому Ехидна привыкла давно, с того момента, когда Химера покинула чрево матери, измученной родами, и закричала на три голоса.

Щетина досталась Химере от отца. Щетина и огонь.

– Но и нас в этом случае можно убить, не забывай. Меня убьют, дитя. Рано или поздно с Ехидной покончат, это лишь вопрос времени. В сердце своем я уже согласна отправиться в царство теней. Забыть? Все забыть? Обрести вечный покой? Это ли не счастье, Химера? Кого-нибудь пришлют, он убьет Ехидну. Подожди, не рискуй собой до этого часа.

– Нет.

Упрямица, подумала Ехидна. В пещере становилось жарко, хотя снаружи царила зимняя прохлада. На камнях стен выступила испарина. Еще чуть-чуть, поняла Ехидна, и пот с меня хлынет градом. Костер, горевший в Химере, с ворчанием пожирал чувства и страсти хозяйки, словно сухие дрова.

– Ты одной огненной природы с отцом. Но ты и со мной одной природы: водной. Я двутелая, как моя мать Кето. Ты трехтелая, что тоже не исключение в нашей семье. Для морских титанов облик – не более чем сосуд, в который нас наливают, как воду. Мы можем менять сосуды, но у нас нет запасной воды. Если мы выльемся, мы впитаемся в землю или растворимся в прибое. Подожди, умоляю. Дай мне спокойно дожить оставшиеся дни. Дай разлиться по полу этой пещеры, уйти в трещины между камнями.

– Нет. Я не стану ждать.

– Почему?

– Огонь, мама. Отцовский огонь горит во мне.

– Я знаю. Вода и огонь. Ты кипяток, Химера.

– Он жжет моих врагов. Но он жжет и меня.

– Потерпи.

– Я не в силах терпеть эту боль.