Каждый в нашей семье кого-нибудь да убил - Бенджамин Стивенсон

– Значит, эти правила… из-за них брат попросил о помощи вас, и только вас? Не слишком ли это большая натяжка?

– Нет. Думаю, он попросил меня, потому что изо всех Каннингемов я меньше всех Каннингем.

– Что это значит?

– Я не из нашего племени. – Мне хотелось произнести это шутливо – ой ли? – но получилось как-то горестно. Совершенно ничего не вышло.

– Зря я… – Ее мысль угасла, не успев разгореться. Джульетта покачала головой, закрыла экран компьютера и встала. – Вообще-то, вы правы. Мне следовало поделиться этим с Кроуфордом, а не с вами. Давайте надеяться на Бога и считать, что здесь не было убийства, или отдадим свою жизнь в руки автора. Полагаю, мы можем забить его до смерти одним из ваших томов в твердом переплете.

– Только электронным, – вылез из меня жалкий писк. – Я публикую себя сам.

– Ну… – Джульетта схватилась рукой за живот, как будто услышала самую смешную вещь на свете, – если вы намерены разгадать, что здесь творится, надеюсь, вы читали что-нибудь, кроме рассказов о Шерлоке Холмсе, потому что даже Артур Конан Дойл верил в призраков.

Прежде чем я поговорю со своим старшим братом в сушильне, вам следует узнать несколько вещей о моем младшем брате. Во-первых, его зовут Джереми. Во-вторых, я не на сто процентов уверен, какое глагольное время использовать: его имя и сейчас Джереми, но оно также было Джереми. Думаю, оба варианта верны. Прошу вас, не принимайте мою путаницу с грамматикой за нечестность. В-третьих, когда он умер, я сидел рядом с ним.

Писать об этом тяжело, и не только из-за гипса на руке.

Мы всегда называли Джереми только по имени. Я заметил, так бывает, когда кто-то умирает молодым. Как будто они не доросли до того, чтобы их величали по фамилии, мистер такой-то. София, вероятно, не придавала значения тому, какая у человека кровь или что написано в его свидетельстве о рождении, но ее волновало сочетание фамилий, стоящих по сторонам от дефиса. Вот почему вы можете перейти от Эрнеста, когда учитесь писать прописные буквы ярким фломастером, к Каннерсу в футбольной команде второклассников, мистеру Каннингему, когда говорите в змеиную голову микрофона в суде, и Эрнесту Джеймсу Каннингему, упомянутому внутри венка и в буклете, который раздают при входе в церковь. Потому что вы получаете обратно свое имя после смерти, целиком. Это наследие. Вот почему Джереми так и не переступил стадию Джереми.

Я не говорю, что он не Каннингем, он Каннингем, в самом глубоком и истинном смысле этого слова. Но если назвать его Джереми Каннингем, он как будто станет меньше, чем есть, привязанный к нам. Как Каннингем, он участвует в моих снах, от которых я просыпаюсь с пересохшим ртом, давясь от рвотного рефлекса. Без этого якоря в виде нашей фамилии он часть неба, ветра, духа.

Имена очень важны в детективных романах, я это учитываю. Я читал много развязок, где детектив узнает смысл вымышленного имени (например, Ребус означает «загадка», если вы не знали) или расшифровывает сложную анаграмму. В детективах любят анаграммы. В этой книге большинство имен реальные, но некоторые я все же изменил по юридическим причинам, а другие просто смеха ради, так что если вы соберете имена всех героев этой книги и попробуете поразмыслить над ними, то, вероятно, испортите себе несколько сюрпризов. Я не возражаю, поступайте как знаете. Меня зовут Эрнест, я честен, и тут нет никаких скрытых смыслов.

Джульетта Хендерсон (анаграмма от lederhosen jet unit – делайте с этим что хотите) предоставила мне самому добираться до сушильни, ориентируясь по стрелкам-указателям. Думаю, она разочаровалась, что я не выразил особого энтузиазма по поводу перспективы создать с ней дуэт детективов для расследования преступления. Основываясь на неподписанном договоре с ее стола и случайном упоминании туристического сайта с его рейтингами, я решил, что мотивом разобраться в причинах смерти человека на ее курорте для Джульетты служило не одно лишь любопытство, порожденное чтением излишнего количества детективов, и даже не обязанность заботиться о гостях: она хотела защитить стоимость своего недвижимого имущества. Может быть, считала, что расследование убийства отпугнет потенциального покупателя. Особенно если продажа надвигалась, а все выглядело именно так.

Кроуфорд, которого мы все интуитивно звали по фамилии, как обычно бывает с полицейскими (и в этом есть смысл, ведь если Джереми больше своей фамилии, Кроуфорд – под прикрытием полицейского значка – меньше своего имени), встал при моем приближении. Я пожал ему руку; это казалось подходящим к моему напускному адвокатскому фасаду.

– У Джульетты есть кое-какие улики, которые могут вас заинтересовать. Видеозапись подъездной дорожки, если это поможет, – сказал я. – Хотя это все странно, никакой суматохи до самого утра, но кто-то же позвонил вам…

– До зари, – завершил фразу Кроуфорд. – Да. Я добирался сюда примерно час. Немного меньше.

– А имя назвали?

– Я не знаю. Всю ночь дежурил с радаром. Поэтому не я принимал звонки в участке.

– Почему вы? По словам Джульетты, вы не сержант… сержант… – Я уже забыл его имя, на языке вертелись только несколько гласных.

Кроуфорд мне не помог, только пожал плечами:

– Я был ближе всех.

– И когда вы приехали сюда, рядом с телом были другие люди?

Ответ на этот вопрос я знал, но мне было нужно подтверждение.

– Вообще-то, я ожидал увидеть здесь цирк, но чего не было, того не было.

Я снова подумал о следах трех пар ног: вполне достаточно для жертвы, полицейского и убийцы. Это подтверждало теорию, что тело вообще никто не находил. Убийца, вероятно, сам сообщил в полицию.

– И мы до сих пор не знаем, кто погибший мужчина, – произнес я удрученным тоном, рассчитывая этим подтолкнуть Кроуфорда, чтобы тот выдал мне в утешение какую-нибудь информацию. – Можно мне получить копию фотографии жертвы? – Помолчав, я добавил: – Как адвокату.

По-моему, это звучало правдоподобно, защитник вполне мог обратиться с такой просьбой.

– Но я слышал, вы не адвокат, – возразил Кроуфорд. – Ваш отец сказал мне.

– Отчим, – резко поправил его я, уверенный, что со стороны выгляжу как подросток.

Марсело, хотя и пытался привлечь меня на свою сторону, должно быть, сообщил полицейскому, что я не имею нужной квалификации, рассчитывая занять мое место. Если Майкл действительно не хотел пускать никого в свою запертую комнату, от меня не укрылось, что Марсело изо всех сил стремился попасть туда.

– Я стараюсь, как могу. И не сам себя выбрал.

– В отеле есть дети. Я не могу рисковать, что это фото попадет к ним. Вы понимаете?

Я кивнул, решив пойти на компромисс:

– Может, я и не адвокат, но вы знаете, что Майкла нельзя держать там. Если он решил сотрудничать со следствием, это не лишает его гражданских прав. – Я развел руками, надеясь, что таким образом демонстрирую милую бесполезность. – Видите ли, я вообще не в курсе, какие права он имеет, но это точно полное бесправие. – Я указал на тяжелую деревянную дверь, слегка покоробившуюся от сырости, с белой пластиковой табличкой, на которой была нарисована пара мультяшных ботинок.