Анатомия любви - Дана Шварц

– Из книги? – спросил Джек.

– На самом деле это я знаю из личного опыта.

Джек подошел еще на полшага ближе.

– Ну и, – спросил он, – ты сможешь сказать, от чего она умерла?

В ответ Хейзел подняла самый большой нож и сделала длинный вертикальный надрез на груди трупа, как доктор Стрейн делал в классе. И замерла, неверяще глядя вниз. Затем посмотрела на Джека, опять на труп и снова на Джека.

– Так случилось, – все-таки произнесла она, – что я совершенно точно могу сказать, от чего она умерла. У нее нет сердца.

– Сердцебиения. Ну да, она ведь мертва – это и я могу тебе сказать.

– Нет, – возразила Хейзел. – Смотри. У нее буквально нет сердца.

Джек заглянул в разверстую пропасть вскрытой грудной клетки. Там все было таким красным и таким влажным, что он не мог понять, куда смотреть.

– Вот здесь. – Хейзел ножом указала в центр груди девушки. – Сразу за грудной клеткой. Перед легкими.

– Я ничего не вижу, – признался Джек.

– В том то и дело.

Сердце пропало. На его месте ничего не было. Пустое место в окружении других органов и темноты с алыми бликами от пламени свечи. Вены грубо прижгли, большие артерии наглухо зашили. Сердце из груди не было вырвано каким-нибудь животным – его украли.

– Так, значит, – заговорил Джек, чтобы удержаться на ногах прислоняясь к сырой стене подземелья и при этом чуть не подпалив куртку факелом, – кто-то вскрыл ее и… и… вырезал сердце? Исусе, зачем?

Хейзел посмотрела на тело. Даже со вскрытой грудной клеткой девушка почему-то все равно выглядела безмятежной.

– Может, у нее имелись враги. Ты знаешь, кем она была? Как ее звали или еще что-нибудь?

Джек покачал головой. На кладбище было слишком темно, чтобы разглядеть надпись на надгробии.

– Возможно, это несчастный случай, – тихо предположила Хейзел. Она снова посмотрела на следы от кровопускания. – Возможно, ее доставили в больницу для бедных, а там пытались спасти, но не знали как.

– Спасти от чего?

На это Хейзел могла только пожать плечами.

Джеку хотелось остаться. Он не мог объяснить этого – просто хотел, чтобы появилась причина задержаться, стоять вплотную к Хейзел и вдыхать металлический запах молнии, исходящий от нее, вместе с запахом бергамота и оливкового мыла. Хотел наблюдать за тем, как ее руки – уверенные, не покрытые перчатками – делают свое дело. Ее лицо, невероятно прекрасное в своей четкости, застыло, отражая глубочайшую сосредоточенность.

– Ну, мне, пожалуй, пора, – выдавил из себя Джек. Он собирался отдать ей апельсин с гвоздикой, но Хейзел лишь отмахнулась.

– Оставь до следующего раза.

– А будет и следующий раз? – спросил Джек.

– А ты готов отказать денежному покупателю, Джек Каррер?

– Даже и не думал. Но, кажется, мне бы стоило спросить милую леди, что она собирается делать со всеми этими мертвыми телами.

– Я думала, что теперь это очевидно, – удивилась Хейзел. – Я учусь.

Джек открыл было рот для ответа, но лишь вздохнул, с веселым недоумением покачав головой.

Затем выкатил тачку к маленькой двери из подземелья и чернильно-черной траве за ней.

– Джек, мне нужно тело того, кто на самом деле болел лихорадкой… если получится такое найти. Хочу исследовать его. Хочу понять, смогу ли я найти лекарство. – До сих пор она ни разу не говорила вслух, даже себе самой, что ее цель – найти лекарство от римской лихорадки.

Джек не стал шутить или смеяться над ней. Он просто кивнул.

Хейзел вложила еще пару монет в его ладонь.

– Плата, – сказала она. – Наперед.

– Посмотрим, что можно сделать.

Хейзел снова повернулась к телу.

Джек замер в дверях, глядя, как она пару раз глубоко вздыхает, чтобы успокоиться, а затем делает поперечный разрез на скальпе. Хейзел не отрывала взгляда от только что показавшегося мозга, чьи мутновато-серые извилины виднелись между белыми костями черепа.

– До свидания, Хейзел Синнетт, – сказал Джек, прикрывая скрипнувшую дверь за собой. Лязгнули петли.

Джек успел сделать пару шагов по тропинке, когда услышал, как она прошептала ему вслед из темноты:

– До свидания, Джек Каррер.

Тихий стук вырвал Хейзел из гипнотической сосредоточенности. Она препарировала желудок, надеясь, что удастся составить схему его кровеносных сосудов. Шум она решила игнорировать, подумав, что это, должно быть, одна из маленьких черных птичек, чирикавших на деревьях вдоль подъездной аллеи, но тут стук повторился, на этот раз более требовательно. Тук-тук-тук!

– Мисс! – Это был придушенный, полный паники шепот Йоны.

Затем последовала очередная серия ударов в дверь.

– Мисс, пожалуйста!

Хейзел со вздохом вытерла маленький скальпель о фартук. Она использовала его, чтобы отделить слои слизистой оболочки желудка, и добилась потрясающего прогресса. Но, с величайшей неохотой, ей пришлось подойти к двери, и лишь начав двигаться, она поняла, как затекли шея и плечи. Должно быть, она ушла в работу с головой на много часов, так сосредоточившись на задаче, что совсем забыла о времени. Хейзел распахнула дверь, с удивлением обнаружив за ней яркий дневной свет.

Йона, и без того напуганная, при взгляде на запятнанный кровью фартук испугалась еще сильнее.

– Я не была уверена, нужно ли вас беспокоить, но…

После долгих часов, проведенных в тускло освещенной свечами комнате, Хейзел пришлось рукой прикрыть покрасневшие глаза от яркого света снаружи.

– Так тебе все-таки нужно было меня побеспокоить? – спросила она. Хейзел так долго молчала, что голос теперь походил на странное карканье и слова прозвучали резче, чем она хотела. – Прошу прощения, я не хотела, чтобы это так прозвучало. Что тебе нужно, Йона?

Та принялась заламывать руки.

– Просто он прямо сегодня, то есть через несколько часов. Бал.

День был хмурым, низкие серые облака затянули небо. Типичная Шотландия. Здесь по определению должно быть уныло. Тогда почему же все-таки снаружи так светло? Хейзел, словно грибу, хотелось скрыться в тенистой мгле.

– Что за бал?

Йона кинула взгляд через плечо, словно там мог оказаться другой слуга, готовый взять на себя неприятную обязанность донести эту информацию до Хейзел.

– Э-эм, это бал у Алмонтов.

Хейзел моргнула, ожидая, пока эти сведения доберутся до нужной части мозга.