Замужем за Буддой - Вэй Хой

Мы заметили Итана Хоука, но без жены — Умы Турман. На этот раз его спутницей была невысокая пышная американка в красном облегающем китайском ципао. В этом платье она чем-то напоминала неправильно нафаршированную колбаску. Я невольно рассмеялась. Ник тоже ухмыльнулся, хотя и представления не имел, что именно меня позабавило.

Я придвинулась поближе и прошептала ему на ухо:

— Бьюсь об заклад, платье на этой девице не из натурального шелка!

Ник пристально посмотрел на девушку, затем на меня и произнес:

— Может, мне подойти к ней и спросить?

Вот это в нем и привлекало — умение сделать самое заурядное событие интересным. Казалось, он на все способен.

После перекура с «косячком» я вернулась на свое место в совершенно другом настроении. Все выглядело иначе: это действительно был тот самый чудесный, знаменитый и модный бар на Бауэри. Рядом со мной были очаровашка Чжуша и двое интересных мужчин, и мне было весело в их компании. Мое знание английского неожиданно улучшилось до такой степени, что я даже смогла выговорить такие заумные слова, как «гормональный стимулятор» и «менопауза», которые настоящие-то американцы не всегда способны произнести правильно. Я без конца рассказывала о разных забавных случаях, в том числе и о том, когда из зависти и вредности испачкала Чжуше нарядную белую юбку синими чернилами прямо перед ответственным выступлением в школе.

Ник потешался, глядя на меня, а Эрик не сводил глаз с Чжуши.

Затем Ник рассказал о том, как на одной из вечеринок он сильно напился и вырубился напрочь, а когда очнулся, то оказалось, что ему на голову взгромоздилась совершенно незнакомая и абсолютно голая девица.

Я смотрела на Ника, невольно реагировала на его сексуально-зазывную, как у кинозвезд, улыбку, и мне было одновременно хорошо и немного стыдно. И я неодобрительно качала головой, укоряя себя. Это было совершенно немыслимо. Именно сейчас мимолетная интрижка была мне абсолютно ни к чему. И вообще любая путаница в жизни была некстати. А Ник непременно внес бы страшную путаницу… Он обладал дьявольски сильным обаянием. До встречи с Мудзу мне всегда нравились именно такие мужчины.

Как только они, подобно сиренам, заводили свои чарующие песни, я сломя голову неслась на их зов, отбросив осмотрительность. Как отчаянный моряк бросает надежный корабль и отправляется в рискованное плавание в утлом суденышке, несмотря на приближающийся шторм, так и я кидалась им на шею, не думая о последствиях. Но когда чары развеивались и все заканчивалось, я вновь оказывалась одна-одинешенька на пустынной дороге судьбы и брела дальше, изливая свою тоску в романах о загубленной любви и ища забвения в беспорядочной жизни.

И тут я вдруг заметила, что уже три часа утра, и я пропустила ежедневный звонок Мудзу из Доминиканской Республики: он всегда звонил мне каждый вечер перед сном. Меня охватила страшная усталость, и кнопка в моем мозгу, ведающая «бесшабашным весельем», автоматически выключилась.

— Ого, как поздно! — я принялась лихорадочно искать сумочку и пальто, но в голове был туман, и мне никак не удавалось сосредоточиться и найти свои вещи.

— Не волнуйся, детка, — Ник поддержал меня и протянул мне пальто и сумочку, которые почему-то оказались у него в руках.

Выяснилось, что у бара его ждет черный «мерседес-бенц» с шофером. Мы вчетвером сели в машину. Эрик расположился рядом с водителем, а я оказалась между Чжушей и Ником на заднем сиденье. Машина, как лодка, плавно скользила по сверкающим улицам ночного Манхэттена. Весь город словно завис где-то между адом и раем, раздираемый мучительными противоречиями между стремлением к благам цивилизации и животной страстью.

В машине меня подташнивало. Вообще-то, когда я испытывала дурноту, сидя в автомобиле рядом с мужчиной, это могло означать только две вещи: либо он мне безумно нравился, либо был отвратителен.

Меня первую подвезли до дома, вернее, до дома Мудзу в Вест-Сайде. На прощанье я обняла и поцеловала всех сидящих, в том числе и Ника. Когда мои губы коснулись его щеки, между нами словно проскочила обжигающая голубая искра. Как тот разряд статического электричества, когда мы с Мудзу впервые поцеловались. Увы, второе объяснение охватившего меня в машине приступа дурноты не подходило к тому чувству, которое внушал мне Ник. Это не было отвращение.

— Воздух в Нью-Йорке сухой, — сказал Ник, пытаясь сгладить неловкость. Мы оба громко засмеялись, нервно прислушиваясь к звенящему внутри каждого из нас отзвуку этого «электрического» прикосновения. — Надеюсь, скоро увидимся, — проговорил Ник, закрывая дверцу машины, которая рванула с места и скрылась в облаке дыма.

Чжуша пробыла в Нью-Йорке еще целых пять дней. Когда у нее не было деловых совещаний с боссом, мы гуляли по городу, ходили по магазинам, сидели в уличных кафе, разглядывая прохожих, в свою очередь глазевших на нас. Посетили несколько художественных выставок в галереях Челси и один спектакль на Бродвее.

Кроме того, по рекомендации жившей в Шанхае, но родившейся в Нью-Йорке подруги моей кузины мы специально отправились на угол Мэдисон-авеню и 65-й улицы в салон красоты Эйджи. По настоянию Чжуши мы поехали туда на метро. Сели в поезд на станции «Юнион-сквер» и вышли в районе 59-й улицы. На платформе мы совершенно растерялись и понятия не имели, в каком направлении идти. Немного замешкавшись, в конце концов направились в сторону выхода к бару «Дуб», когда вдруг заметили, что вокруг мертвая тишина и кроме нас — ни души. Затем внезапно, словно в детективном фильме, откуда-то появились три тени и загородили нам дорогу. Присмотревшись, мы увидели трех черных подростков двенадцати-тринадцати лет, с белыми повязками на лбу и в бейсболках, в приспущенных широченных штанах, таких необъятных, что совершенно невозможно было понять, есть ли внутри них ноги или нет.

Мы с Чжушей были легкой добычей: две хрупкие китаянки на высоченных шпильках и в облегающих юбках. В какую-то долю секунды, повинуясь инстинкту, я сняла туфли и судорожно зажала их в руках.

Постояв так с полминуты, показавшихся вечностью, в напряженной тишине мы услышали топот шагов по лестнице, ведущей на платформу, и вскоре к нам спустились несколько упитанных и шумных американцев, судя по всему, туристов с юга, вооруженных фотоаппаратами и картами города. Мы с Чжушей поспешно обогнули угрожающие фигуры трех парней, с быстротой ветра взбежали по лестнице и, задыхаясь, выскочили на залитую солнцем и запруженную транспортом улицу.

Еще не совсем оправившись от пережитого страха, переглянулись и нервно засмеялись.

— По крайней мере, будет о чем вспомнить по возвращении в Шанхай, — уныло сострила я.

Обсудив дальнейший план действий, мы решили заглянуть в кафе и чего-нибудь выпить, а уже потом идти в салон Эйджи.

У Эйджи была впечатляющая курчавая шевелюра, густые непослушные волосы свисали на воротник белой льняной рубашки. Делая стрижку, он не проронил ни слова, полностью отдавшись работе. Он был готов терпеливо заниматься буквально каждым волоском на голове очередной клиентки! Именно такое отношение к своему искусству принесло ему известность в профессиональном мире не только в Нью-Йорке, но и в Шанхае.