Предания об услышанных мольбах - Ван Янь-сю

Вскоре Цзун прибыл в столицу, отправился к Чаше белого тигра[97] и представил императору список семей невинно погибших. Император всем семьям оказал благодеяния, а тех, кто был продан в рабство, перевел в податное сословие.

Праведник Чжи-шэн был тому свидетелем.

Упование на Три драгоценности

Ван И, по прозванию Чжун-дэ, был уроженцем округа Тай-юань, командовал боевыми колесницами и конницей. Его семья в том поколении исповедовала Закон. Его отец Мяо, наместник в Чжуншани во времена Фу Цзяня, был убит динлинами[98]. Чжун-дэ и его старший брат Юань-дэ подались с матерью на юг. Они поднялись на отвесную скалу, выбившись из сил, еда у них кончилась. Им не оставалось ничего другого, как уповать на Три драгоценности (Будду, его учение и общину). И вдруг их взорам предстал мальчик, погонявший черную корову. Мальчик увидел, что Чжун-дэ и его спутники голодны, и каждого накормил. Тотчас после этого он исчез.

Затем надолго зарядил дождь, и все вокруг покрылось водой. Перед ними простерлась безбрежная водная гладь, в которой не отыскать было брода. Вдруг появился белый волк, ходивший перед ними кругами. Волк ходил по воде и останавливался против них, как бы приглашая следовать за ним. На третий раз они пошли за волком. Сначала вода доставала им до колен, а потом они вдруг оказались на суше. Они пришли на юг в подданство династии Цзинь. Впоследствии Чжун-дэ стал начальником Пяти воинских приказов[99], а затем наместником в Сюйчжоу.

Однажды Чжун-дэ устроил монашескую трапезу. Накануне в доме все вымыли и вычистили, расставили благовонные свечи и цветы, поместили в зале Закона сутры и статуи. Вдруг из залы донеслись звуки: кто-то чистым и звонким голосом зачитывал сутру. Чжун-дэ поспешил туда и перед троном Будды увидел пятерых шрамана величавой внешности и необычных манер. Чжун-дэ понял, что это не простые монахи, и преисполнился радостного трепета. Шрамана обернулись и посмотрели на него так, словно виделись с ним прежде. Не проронив ни единого слова, они выпрямились, поднялись в воздух и исчезли. Родственники и сослуживцы Чжун-дэ были при этом в великом множестве. Они пришли в неописуемый восторг и укрепились в вере.

Загробные скитания Вэнь-хэ

Чжэн Дао-хуэй, по прозванию Вэнь-хэ, был уроженцем Учана. Как повелось у них в роду, он исповедовал Учение о Пяти доу риса[100] и не верил в существование Будды. Вэнь-хэ говаривал:

— Истинное учение пришло из древности, и по сию пору никто не превзошел Лао-цзы. Как же мне не верить, что варвары вводят меня в заблуждение, говоря о каком-то «всепобеждающем учении»!

В пятнадцатом году правления под девизом Великое начало (391) он заболел и умер. Но в сердце еще теплилась жизнь, и похороны откладывались. Через несколько дней он ожил и рассказал следующее.

Тотчас по его смерти появились этак десяток человек, занесли его имя в списки, связали и увели. Им повстречался бхикшу, который сказал:

— У этого человека благие поступки-кармы[101]. Связывать его нельзя!

Тогда Вэнь-хэ освободили от пут.

Дорога была прямая и ровная, а по обеим сторонам — заросли терновника, такие густые и колючие, что невозможно ступить. Всех преступников прогоняли через эти заросли. Терновые иглы вонзались в ступни, и люди пронзительно кричали. Они видели Вэнь-хэ, идущего по гладкой дороге, и завидовали ему:

— О, ученик Будды, идущий по дороге! Вы поистине всемогущи!

— Я не чтил Закон, — отвечал Вэнь-хэ.

— Вы, достойнейший, все позабыли, — смеялись грешники.

И Вэнь-хэ сразу вспомнил, что в одном из предшествующих перерождений чтил Будду, но по прошествии пяти перерождений и смертей растерял свои изначальные устремления. На этом веку он с детства попал к дурным людям, но в ложных истинах погряз не до конца, все еще сомневаясь в праведности избранного ныне пути.

Тут он подошел к управе большого города и увидел человека лет сорока-пятидесяти, сидевшего лицом к югу. Тот заметил Вэнь-хэ и удивленно воскликнул:

— Разве этого господина следовало сюда приводить?!

Человек со списком имен в руках, одетый в простое платье и тюрбан, ответил:

— Этот человек обвиняется в разрушении алтарей земли и убиении людей. Потому он здесь.

Бхикшу, которого Вэнь-хэ встретил по дороге сюда, вошел следом и стал рьяно доказывать его правоту:

— Разрушение алтарей не есть преступление. У этого человека чрезвычайно благая карма. Убийство хотя и тяжкое преступление, но время принять за него возмездие еще не настало.

Человек, сидевший лицом к югу, велел наказать писарей; он усадил Вэнь-хэ подле себя и стал извиняться:

— Чертенята допустили недосмотр и по ошибке занесли Вас не в тот список. И все из-за того, что Вы забыли предшествующие перерождения и Вам неведомо почтение к Законоучению великому и истинному!

Он отослал Вэнь-хэ к чиновнику по досмотру за адом. Вэнь-хэ с радостью последовал за чиновником.

Путь их пролегал через города, и города эти были земным адом. Народу там было великое множество, и каждому воздавалось за прегрешения. Были там сторожевые псы, кусающие людей куда ни попадя. Куски живой плоти валялись на земле, пропитанной потоками крови. Еще там были птицы с клювами, как острые копья. Они с лёта вонзали свои клювы, и в кровь людей проникал яд. Птицы то влетали людям в рот, то клевали их тела. Те уворачивались и истошно вопили, а их кости и мышцы устилали землю.

Все остальное, увиденное Вэнь-хэ в аду, более или менее совпадает с тем, что рассказали Чжао Тай и Са-хэ[102], и не нуждается в повторении. Отличаются только две эти кары, и потому они подробно описаны.

Вэнь-хэ все осмотрел и отправился в обратный путь. Он вновь повстречался с бхикшу. Тот подал ему вещицу, по виду напоминающую маленький колокольчик, и сказал:

— Когда Вы, господин, подойдете к дому, оставьте эту вещицу за воротами. Не смейте вносить ее в дом! В такой-то день и месяц такого-то года придет Ваш конец. Зарекитесь отдалять его! В число отпущенных Вам лет входят цифры девять и десять.

Семья Вэнь-хэ жила на южной стороне большой улицы столицы. Он добрался до Конюшенного моста и увидел трех своих родственников. Те ехали на повозке и переговаривались: сокрушались о смерти Вэнь-хэ. У ворот он увидел служанку. Та шла на рынок и плакала. Ни родственники, ни служанка его не видели. Вэнь-хэ хотел было войти в ворота, но вспомнил о колокольчике и повесил его за воротами