Дорога скорби - Дик Фрэнсис

— Я верила тебе. Он умер бы ради тебя.

Я чувствовал, что мисс Ричардсон и миссис Бетани выслушивают все это в изумлении, не зная, кто я такой и что я сделал, чтобы заслужить такую встречу, но видел я только Джинни, чья долгая привязанность ко мне превратилась в ненависть.

— Ты собираешься выступить в суде и попытаться отправить своего лучшего друга в тюрьму... уничтожить его... свалить... растоптать... Ты предаешь его. Ты недостоин жить.

Эмоции неприглядно исказили ее мягкие черты, слова летели плевками.

Ее собственный сын сделал это. Ее золотой обожаемый сын. В конце концов он сделал из меня предателя, который может обойтись без поцелуя.

Я не сказал абсолютно ничего.

Я ощущал, — сильнее, чем обычно, — горькую уверенность в том, что возмущаться бесполезно. Связанный тайной следствия, я не мог защищаться, особенно потому, что пресса была склонна цепляться к моим возмущенным протестам и клеймить их «хныканьем», «скулежом» и «пожалуйста, учитель, он первый начал...».

После быстрой проверки адвокат подтвердил, что, хотя можно попытаться привлечь к суду одну газету за клевету, привлечь их все невозможно. Шуточки Эллиса не давали основания для судебного преследования, и, к несчастью, то, что я не лишился работы, означало, что я не могу доказать, будто критика повредила мне с финансовой точки зрения.

— Стисни зубы и терпи, — весело посоветовал он мне, и я заплатил ему за совет, который сам себе давал каждый день.

Не было никакой надежды на то, что Джинни услышит хоть что-то, что я могу сказать. Я невесело, но практично стал отступать, намереваясь вернуться позже, чтобы поговорить с мисс Ричардсон и миссис Бетани, и обнаружил, что дорогу мне преграждают двое плечистых молодцов, уже известных владелицам конного завода в качестве полицейских.

— Сержант Смит, мадам, — сказал один из них мисс Ричардсон.

— Да, сержант?

— Мы кое-что нашли, спрятанное в живой изгороди вокруг поля, где была ваша лошадь.

Никто не замечал моего присутствия, поэтому я тихо и незаметно остался в офисе. Сержант Смит принес длинный узкий сверток, который положил на один из столов.

— Скажите, пожалуйста, мадам, это ваша вещь?

Манеры у него были почти враждебные и обличительные. Казалось, он ждет, что ему ответят «да».

— Что это? — спросила мисс Ричардсон без следа вины.

— Вот что, мадам, — сказал сержант с ноткой торжества и развернул грязную тряпку, открывая пару длинных деревянных ручек, оканчивающихся тяжелыми металлическими лезвиями. Секатор.

Мисс Ричардсон и миссис Бетани посмотрели на них, не пошевельнувшись.

Зато Джинни Квинт побледнела и упала в обморок.

Так мы жили в октябре, когда желтеющие листья облетают с деревьев.

Я сидел у постели Рэчел Фернс в огромном оранжевом клоунском парике, с красным накладным носом и веселил больных детей, будучи сам в настроении, далеком от веселья.

— Вы поранили руку? — спросила Рэчел.

— Ударился, — сказал я. Она кивнула. Линда удивилась.

— Когда что-то болит, — сказала Рэчел, — это видно По глазам.

Она слишком много знала о боли в свои девять лет.

— Мне пора идти, чтобы не утомлять тебя, — сказал я. Рэчел улыбнулась без тени сомнения. У нее, как и у других ребятишек в принесенных мной париках, вспышки активности были очень короткими. Посещение было ограничено максимум десятью минутами. Я снял клоунский парик и поцеловал Рэчел в лоб.

— Пока, — сказал я.

— Вы вернетесь?

— Конечно.

Она удовлетворенно вздохнула, узнав, что я вернусь. Линда вслед за мной вышла из палаты на больничный двор.

— Это ужасно, — сказала она. Было холодно. Я обнял ее. Обеими руками. — Рэчел все время спрашивает о вас. Джо обнимает ее и плачет. Она обнимает его и пытается утешить. Она — любимая папина дочка. Она любит его.

Но вы... вы ее друг. Вы заставляете ее смеяться, а не плакать. Она постоянно спрашивает о вас — не о Джо.

— Я всегда буду приходить, если смогу.

Она тихо всхлипнула, уткнувшись мне в плечо, и выговорила:

— Бедная миссис Квинт.

— М-м.

— Я не сказала Рэчел об Эллисе...

— И не говорите, — сказал я.

— Я была груба с вами.

— Нет, ничуть.

— В газетах пишут о вас жуткие вещи. — Линда вздрогнула в моих объятиях. — Я знаю, что вы не такой... Я сказала Джо, что верю вам насчет Эллиса Квинта, и Джо думает, что я дура.

— Заботьтесь о Рэчел. Все остальное не имеет значения.

Она вернулась обратно в больницу, а я в унынии поехал в Лондон на машине «Теле-Драйв».

И хотя я добрался почти на час раньше, чем планировал, решил не заезжать на Пойнт-сквер, поскольку память о нападении Гордона Квинта была слишком свежа, а сразу отправился в бар на Пиккадилли, где договорился встретиться с Дэвисом Татумом. Улыбаясь на миллион, французская леди, командующая в этом баре, организовала мне кофе и сандвич, пока я его ждал. Бар выглядел так, как будто был создан для встреч за ленчем. Здесь было не более шести столиков, бармен, разносящий напитки, и спокойная обстановка.

Я сидел за столиком в углу, спиной ко входу, хотя на самом деле приходили немногие — большинство народу уходило после долгих разговоров и ленча. Я принял ибупрофен и стал терпеливо ждать. В моей профессии иногда приходилось часами ждать, пока хищники не покинут свои норы.

Дэвис опоздал и запыхался — явно бежал по лестнице, вместо того чтобы воспользоваться лифтом. Он с присвистом дышал за моей спиной, потом обошел столик кругом и опустил свои телеса на стул напротив меня.

Он наклонился вперед и протянул мне руку. Я сделал слабое движение навстречу. Дэвис вскинул брови, но ничего не сказал.

Он представлял собой тот случай, когда необыкновенно быстрый разум заключен в совершенно неподходящем теле. У него были толстые щеки, двойной подбородок, заплывшие глаза и маленький рот. Темные гладкие волосы не редели и не седели. Уши у него были прижаты к голове, шея — как у грузчика, костюм в розовую полоску обтягивал обширный живот. Я подумал, что ему затруднительно обозревать некоторые части своего тела. За исключением черепной коробки природа слепила его кое-как.

— У меня плохие новости, — сказал он.

— Что еще произошло? — вздохнул я. Хороших новостей вообще было немного.

— Эллис Квинт взял назад свое признание и вернулся к утверждению «невиновен».

— Взял назад? — воскликнул я. — Как можно взять назад признание?

— Очень легко. — Дэвис усмехнулся. — Квинт говорит, что был вчера потрясен смертью своей матери и что его слова о чувстве вины были неверно истолкованы. Точнее, его адвокаты оправились от шока и передумали. Они явно знают, что вы не смогли опровергнуть алиби Эллиса Квинта в ту ночь, когда было совершено нападение на жеребца в Нортгемптоншире, и думают, что смогут прекратить дело о жеребце Брэккенов, несмотря на «Лендровер» и подробные свидетельские показания, так что они ведут дело к полному оправданию, а не к психиатрическому лечению, и, должен вам с сожалением сказать, близки к успеху.