Тени старой квартиры - Дарья Дезомбре

– Погодь. Сейчас дверь отодвину, – наверху опять слышен шорох и треск, и луч расширяется, превратившись в столб света. Лиле он кажется ярким, солнечным, а на самом деле зимний день уже убывает, становясь серым и сумрачным. Она подбегает, прихрамывая, туда, под этот свет, и видит своего спасителя – молодого парня в ушанке и лохматом полушубке. У него такое довоенное лицо, доброе, широкое, с ямочками на щеках. У кого сейчас остались ямочки на щеках?

– Давай руку, вытащу тебя, – подмигивает он ей. И протягивает крепкую ладонь.

Они сидели в квартире, где в соседних комнатах уже вовсю кипел ремонт, гремел раздающий приказы голос Эдика. Маша заметила, что каждый раз, услышав его, Ксения будто выпрямлялась на своем стуле. Рушились перегородки, возведенные обитателями в 30-х, 50-х годах, бился старый кафель – наследие убогого коммунального прошлого, вставлялись новые окна… Эдик носился по квартире, как рабочая пчела, подгоняя свою бригаду, и дело действительно продвигалось крайне быстро. Но тут, в дальней комнате, где они устроили себе «штаб-квартиру», было относительно тихо – тяжелая старая дверь скрадывала звуки. А их кружок, состоящий из самой Маши, Игоря и Ксении, напоминал сходки первых подпольщиков из интеллигенции: круглый стол, множество бумаг, чай. Игорь искал самые неожиданные семейные связи – бегал из Центрального архива в архив Ленобласти, делал копии, сопоставлял старые фотографии. Маша расчерчивала вечные свои таблицы со стрелочками. Ксения большей частью слушала…

– Я не верю, что она на них донесла, – твердо сказала Маша. – Понимаете, из всего того, что рассказала нам об этой старушке Тамара Зазовна, из того, что узнали мы сами… Она потеряла на войне мужа, дочь, внучку. Пережила в городе всю блокаду…

– Страданиями душа да возвысится? – улыбнулся Игорь, снял, протер салфеткой очки.

– Если хочешь, – кивнула Маша. – Ты выяснил, что ее мужа до войны направляли в Германию в командировку.

– Да! В очень любопытную, замечу. Вы же знаете о пакте Молотова – Риббентропа?

Маша с Ксенией кивнули. Ксения – не очень уверенно.

– Конечно. Чего вы, девушки, не знаете, так это того, что по хозяйственной, так сказать, части соглашения в Германию выехали специалисты: изучать технические достижения немецкой авиации. Достижения нашу сторону, похоже, впечатлили, и потому было решено закупить партию самолетов на заводах Юнкерс, Мессершмит и Хеншель. Заказ был крупным, и контролировать его отправилась целая делегация: и директора наших заводов, и специалисты там разные по двигателям, и летчики. Муж Ксении Лазаревны был как раз из них. Братание и обмен опытом происходили сначала в Германии, а потом и у нас. Это был март 1940 года.

– Понятно, почему он сразу же отправился на войну. Летать его уже не взяли – по возрасту. Пошел в ополчение. Хотел, наверное, искупить кровью факт братания… – Ксения придвинула к себе увеличенную фотографию: красивое волевое лицо, летная форма. По тогдашним меркам – уже совсем немолодой человек, лет пятидесяти.

– Вот тебе еще доказательство, – пожала плечами Маша, мельком взглянув на фото. – Не стала бы Ксения Лазаревна, сама изрядно натерпевшаяся от высоких политических игр, выдавать немца Коняева.

– И дезертира не стала бы? – прищурился Игорь.

– И дезертира. Не судите, и не судимы будете, – кивнула Маша. – Это же касается голубой связи между Бенидзе и его другом-танцовщиком…

– А может, она была женщина высоких моральных правил? – улыбнулась Ксюша.

– Она была открыта новым знаниям, обожала читать. Не тип это закостеневшей в морализаторстве старушенции, – покачала головой Маша. – Кроме того, ее молодость пришлась на десятые годы прошлого века – а они, кроме заката эпохи модерна, характеризовались вполне свободными нравами.

– Это точно, – улыбнулся Игорь. – У вас в Москве на Бульварном кольце тот еще вертеп был, да и у нас в Питере не лучше: сидели в «Кафе де Пари», кофейне в Пассаже и на катки ходили – высматривать кадетов, чтобы потом вести в нумера. Кстати, после 1917 года советская власть поначалу посчитала гомосексуалистов «угнетенной царизмом прослойкой» и очень к ним благоволила…

– Я хочу сказать, – прервала его разглагольствования Маша, – что для человека ее происхождения и возраста это не было таким уж культурным шоком.

– Главное правило воспитанного человека – не заглядывать в постель к другому воспитанному человеку, если то, что там происходит, свершается со взаимного согласия и по достижении обеими сторонами совершеннолетия, – кивнула Ксения. – Это я уже свою бабушку цитирую.

– Значит, надо искать дальше? – улыбнулся Игорь. – Нарытые тайны вас не устраивают?

– Дело не в том, что кого не устраивает, – Маша оставалась серьезной. – Старушку могли убить и за них – как быть стопроцентно уверенными в ее молчании? А тайны для того времени все-таки подсудные. Но, мне кажется, нужно продолжать копать, не все еще мы вытянули на поверхность в этой коммуналке.

Маша перевела взгляд с Игоря на Ксению. Ксения отвела глаза: она, похоже, уже вся была в новом романе и думала о более приятных вещах. А Игорь хмыкнул и неспешно начал собирать документы в портфель. Ему явно наскучило рыться в этой старой истории. Кому интересно грязное белье полувековой давности?

«Почему же так получилось, – думала не без иронии Маша, – что мне теперь больше всех нужно? И ответила себе же: потому что ты нащупала одну нить. Хотя куда она заведет, совершенно неясно».

* * *

Дело в том, что втайне от Ксении (дабы не всполошить раньше времени тонкую музыкальную натуру) Маша пару раз сходила в консерваторию – опросить тамошнюю музыкальную братию на предмет, не видел ли кто столкнувшего на лестнице Ксению неизвестного или просто – неизвестного, околачивающегося близ Консы. Повезло ей не в первый и не во второй раз. Только вчера утром она случайно застала выходящую с черного хода южную женщину в немаркой куртке – уборщицу. Женщину звали Анзурат, и работала она полулегально, в ночное время. Усадив ее на скамейку в Театральном сквере, Маша, просительно заглядывая в непроницаемые черные глаза, долго объясняла, зачем она здесь и чего ищет. И совсем уж было отчаялась – достала свой мобильник, чтобы воспользоваться онлайн переводчиком, как Анзурат кивнула и полезла во внутренний карман куртки.

– Вот, – протянула она Маше нечто блестящее: маленький, сантиметр на сантиметр, золотой квадратик. А на нем чей-то профиль.

Маша осторожно взяла его в руки: это была запонка. Не бог весть какая ценность. Дешевая позолота кое-где слезла, обнажив металлическую суть.

– Вы уверены, – повернулась она к Анзурат, – что ее не могли обронить раньше?

Женщина покачала головой: нет.

– Я могу оставить ее пока у себя?

Она увидела сомнение на лице уборщицы, широкие брови сдвинулись, но Анзурат кивнула и встала со скамейки.

– До свидания, – сказала она на чистейшем русском и быстрым шагом пошла прочь.