Тени старой квартиры - Дарья Дезомбре

А Маша, проводив ее глазами, вновь взглянула на запонку в своей ладони: этот профиль напомнил ей английские монеты. Но не современные – с долгоиграющей королевой Елизаветой. Нет. С другой долго царствовавшей особой. Маша поворачивала профиль то так, то эдак. А потом положила в карман и вот сейчас задумчиво смотрела на своих собеседников: поделиться ли находкой с товарищами по раскопкам коммунального прошлого? Или пока ничего не говорить о внезапном появлении в деле королевы Виктории?

Первым звонок в дверь услышал Эдик, и он же пошел открывать. А когда Ксения дохромала до прихожей, то застала следующую картину: в дверях стояла припорошенная снегом Тамара Зазовна, и Эдик уже любезно приглашал ее войти.

– Давайте я за вами поухаживаю, – снимал он с округлых плеч зимнее пальто.

– Мы знакомы? – близоруко сощурилась Бенидзе.

– Вряд ли, – он сцепил руки за спиной и склонил голову набок. – Я дизайнер данной квартиры. Ну, и по совместительству – бригадир-строитель.

– А я – одна из бывших обитательниц. – Ксении показалось или Эдик при этих словах вздрогнул?

Тамара Зазовна улыбнулась ему своей теплой улыбкой, поправила на ощупь, так и не найдя зеркала, уложенную короной косу на голове.

– Тамара Зазовна, – окликнула Ксения, – пойдемте-ка чай пить и беседовать.

Разговор за чаем зашел, понятное дело, о коммунальных обитателях. Между делом, чуть смущаясь, Тамара Зазовна сообщила, что встречалась с Алексеем Ивановичем. Им ведь есть что вспомнить!

Она улыбнулась, а Маша отвела взгляд – ей показалось, что она против воли подглядела чужую тайну. Ни к какому убийству тайна не имела никакого отношения, но, боже мой, как это было грустно – затерянное во времени, никому не нужное, но верное и чистое чувство!

– Вместе перебирали фотографии – вот, нашла для вас несколько карточек, заблудившихся в более поздних альбомах. Посмотрели на себя молодых, поахали. Он ведь, знаете, в тот год очень изменился… – Тамара Зазовна покачала головой. – Во-первых, стал модно одеваться и отрастил себе волосы, вот здесь, – она показала на лоб. – Длина смешная по нынешним временам, но в школе его гоняли и за эти несколько сантиметров. Занялся подпольным выпуском самопальных пластинок на костях – ну, это вы уже знаете. Даже мне давал как-то послушать свои рок-н-ролльные дела. Я тогда ему не призналась, но мне не понравилось – я ведь была советская девочка, отличница, взращенная на опере, в крайнем случае – Шульженко и Бернес. Меня эдакий ритм просто испугал, – она усмехнулась. – А от музыки он естественным путем перешел к литературе.

– К литературе? – переглянулся с Машей Игорь. – Самиздат?

– Солженицына хранил с Шаламовым? – задержала дыхание Ксения.

– Что вы! Никаких Шаламовых, только Серебряный век – так ведь и он у нас был запрещен! Гумилев, Булгаков, Волошин.

– Но это же все равно считалось антисоветчиной, – вмешался Игорь. – 58-я статья?

– Наверное, – пожала плечами Тамара Зазовна. – Но Алешу не поймали. А не пойман…

– Не посажен, – подхватил Игорь.

– А Ксения Лазаревна, – задала Маша вопрос, крутившийся на языке у всех троих, – могла знать о Лешином увлечении?

– Бог ты мой, деточка, конечно! – всплеснула руками Бенидзе. – И не только знала, а делилась с ним книгами из своей библиотеки. У нее же сохранились еще дореволюционные издания: опальных Мандельштама, Пастернака, Ахматовой! Так что она стала, можно сказать, его литературным поставщиком. И тут уж я, конечно, не могла остаться в стороне – читала втайне от матери и «Камень», и «Кипарисовый ларец», а уж Ксения Лазаревна знала их наизусть!

«Мимо», – читалось в глазах Игоря. Но тут дверь открылась – в проеме появился Эдик. Ксения почувствовала, что глупо улыбается:

– Проходи, присоединяйся.

Эдик не заставил себя долго уговаривать.

– Спасибо, – он пододвинул к себе чистую чашку. – Пока объяснишь моим обалдуям, что и как делать, в горле пересохнет.

– Сахар? – пододвинула ему сахарницу Ксения.

– Да. И лимон, если не жалко.

– Совсем не жалко, – вновь улыбнулась она и покраснела, поймав на себе быстрый Машин взгляд.

– Вы, случайно, никогда не снимались в кино? – неожиданно пришла ей на помощь Тамара Зазовна.

– Думаете, стоит? – блеснул ровными зубами Эдик. – А то действительно, каждый день приходится отказывать и Тарантино, и Бертолуччи.

– Да-да, – поддержала шутку Ксюша, – ты же слишком занят преображением квартиры на канале Грибоедова…

– И ее хозяйкой! – подмигнул Эдик, а Ксюша так и застыла, на него глядючи, на секунду забыв, что они сейчас не одни.

– И все же мне кажется, – донеслось до нее через флер зачинающейся влюбленности, – что я вас где-то видела.

Эдик улыбнулся – уже не так открыто, скорее вежливо: что за настырная старуха!

– Я вел одно время передачу по дизайну на местном канале. Наверное, там вы и имели это сомнительное удовольствие.

– Наверное, – растерянно кивнула Тамара Зазовна. – Хотя я такие передачи не смотрю.

– Все бывает, – уже поднимаясь из-за стола, заметил Эдик. – Даже мне иногда под настроение хочется смотреть романтические комедии. – И он снова подмигнул. Лично Ксюше.

– Да, – согласно закивала Тамара Зазовна. – Конечно. Это самое простое объяснение.

«Что-то происходит в нашей квартире», – говорит себе Тамара. Напряжение росло, все вели себя не так, как обычно. Ничего плохого вроде как не случилось, напротив, мамина исключительная хозяйственность задала всем новую высоту.

Так, мама покрыла лаком паркет, а тетя Галя повесила на окна кухни занавески с собственноручно вышитыми петухами. Мама готовила чанахи. Тетя Галя томила щи. Мама вырезала из «Огонька» фотографии зарубежных артисток и скопировала платье Марины Влади. Тетя Галя смотрела телевизор и выучила наизусть все фильмы московского кинофестиваля, цитировала французского критика Жоржа Садуля и режиссеров Герасимова и Бондарчука. Мама записалась в Университет культуры во Дворце первой пятилетки на лекции по истории. Тетя Галя следила за второй Спартакиадой народов СССР. Мама засахаривала цукаты. Тетя Галя демонстративно отказалась чистить ковры по старинке мокрым веником во дворе и приобрела пылесос «Пионер».

И в то же самое время – мама и папа почти перестали ссориться. И Тамара, хоть и говорит себе: это хорошо, ну хорошо же! – но чувствует, что за этой тишиной стоит не умиротворенность ладной семейной жизни, а отчуждение. За папой теперь часто заходит его новый друг – блондин с идеальной осанкой. На чай не остается – отводит глаза и ждет отца в прихожей. Папа быстро одевается и исчезает на несколько часов из дома. Но мама этого как будто не замечает: вынула из шкафа и обновила шелковое белье, еще бабушкин подарок. Красивое, совсем не современное, в тонких кружевах. Мама прислушивается к шагам в коридоре, и Тамара против воли стала делать то же самое и различать шаги. Легкие, чуть шаркающие – Ксении Лазаревны. Тяжелые и быстрые – тети Гали Пироговой. Внушительные, как шаги Командора, – Пирогова-отца. Почти неслышные, как мышкино шебуршение – Леночки. Бодрый мальчишеский перестук пятками – Валерки и Кольки. Суетливые – их мамы, тети Люды. И, наконец, Алешины – единственные пружинистые, спортивные. Уловив их в коридоре, Тамара под ироничным материнским взглядом выскальзывает из комнаты, поворачивает за угол на кухню.