Истории торговца книгами - Мартин Лейтем

Бетчемен охотно поставил библиотеку в один ряд с демократией. В наше время это представляется оправданным, однако и у библиотек есть зловещая сторона. Если знание – это сила, то библиотекари, а особенно составители каталогов, обладают тайной властью дергать за ниточки, едва заметно управляя общественными настроениями и проникая в механизмы работы сетевых алгоритмов.

Каталогизация и классификация

Библиотека Конгресса в Вашингтоне, крупнейшая из когда-либо существовавших, была основана с самыми что ни на есть благими намерениями. Ее первый руководитель Эйнсворт Споффорд служил фронтовым репортером в годы Гражданской войны в США, а также принимал участие в антирабовладельческой кампании. Назначение на новую должность он получил от самого Авраама Линкольна. Споффорд заведовал библиотекой на протяжении тридцати лет, вплоть до ухода на пенсию в 1897 году. Именно под его неусыпным контролем происходило ее стремительное развитие. При Споффорде книжная коллекция хранилась в великолепном здании Томаса Джефферсона, купол которого, к возмущению некоторых политиков, способен потягаться с тем, что венчает здание Капитолия. Соперничество носило отнюдь не только символический характер, ведь Библиотека Конгресса более, чем какая-либо другая, служила инструментом государственной власти.

Составители каталогов Библиотеки Конгресса посредством классификации одновременно выражали и пропагандировали собственные взгляды – взгляды, столь же типичные для того времени, что и принятое в 1890 году решение украсить фасад библиотеки статуями девяти прославленных белых мужчин.

Разумеется, чтобы библиотекой можно было пользоваться, необходима упорядоченность, однако, как ни странно, большинство людей не считают нужным расставлять книги у себя дома по какому-либо принципу или тематике. Довольно часто мы берем за основу цвет обложки, формат или практическую пользу. Я, похоже, имею обыкновение складывать на одну полку дорогие сердцу книги разных жанров. Дома многие из нас поступают совершенно противоположно Джону Рёскину, который в буквальном смысле брал в руки пилу, чтобы у себя в библиотеке выровнять все книги по высоте.

Библиотечные каталоги подобны языку: они одновременно обеспечивают и ограничивают возможность истинной взаимосвязи. Библиотеки отражают деление университетов на кафедры и факультеты, однако такое деление чересчур упрощает реальность и демонстрирует куда менее гибкий взгляд на мир, чем тот, на который способен человеческий разум. Это осознают и сами университеты, потому постоянно переименовывают свои кафедры. Витгенштейна[120] так сильно выводили из себя навязываемые языком ограничения, что в конце концов он решил, что поэзия зачастую обеспечивает бо́льшую чистоту восприятия, чем проза. Но даже поэзия бывает до того витиеватой, многословной, перегруженной понятиями, что встает между читателем и, скажем, описываемой автором горой. В 2011 году романист Макс Портер[121] взял интервью у поэтессы Элис Освальд для журнала White Review. Сейчас, когда я это пишу, Освальд все чаще называют величайшей из ныне живущих британских поэтов. В том интервью она говорила о Гомере как об авторе, способном описать листок таким, какой он есть в данное мгновение, и процитировала слова Теда Хьюза, которые мне не удалось найти больше нигде и которые впечатлили меня тем пуще, что я нашел тот самый выпуск White Review на диване в одном отеле, посреди заснеженной шотландской болотистой пустоши, где все черты пейзажа, которые можно было бы назвать словом, были укутаны снегом: «Хьюз говорит… о том, что случится, если сжечь библиотеку, – о языке, который останется. Мне это очень нравится. В этом есть отвага».

Библиотеке необходима упорядоченность, однако сам по себе акт упорядочивания ограничивает красоту, что порой свойственно и языку. Такой устаревший подход к классификации вот уже более столетия главенствует по всему миру: в 72 000 библиотек до сих пор берут за образец каталоги Библиотеки Конгресса. Эта тенденция уходит корнями далеко в прошлое: в давно минувшие времена Библиотека Конгресса ежегодно продавала 60 000 заранее напечатанных карточек разным библиотекам по всему миру.

Надзорная политика, проводимая Библиотекой Конгресса, имеет давнюю историю. Однажды директор ФБР Джон Эдгар Гувер счел, что «деградировавшие сексуальные преступники» представляют для США куда бо́льшую угрозу, чем организованная преступность, поэтому в 1937 году он объявил о начале «войны с половой преступностью» – предтечи «войны с терроризмом». Морализаторский пыл Гувера затронул и Библиотеку Конгресса. Его власть была колоссальна. Президент Никсон как-то признался, что так и не решился сместить Гувера с должности, опасаясь мести с его стороны. В годы, когда Гувер стоял во главе ФБР, так называемый библиотечный фонд «Дельта», доступ к которому был ограничен, пополнился новыми книгами – и не только такими сочинениями, как «Венера в мехах», «Лолита» или «Улисс», но также книгами о контрацепции, гетеросексуальных отношениях и пропагандистскими подрывными материалами. Вряд ли Гуверу пришлось бы по душе утверждение Фрейда о том, что «все мы склонны к извращениям», или слова Гамлета: «Если принимать каждого по заслугам, то кто избежит кнута?»[122]

Пока таможенные инспекторы отсылали все новые и новые книги в фонд «Дельта» Библиотеки Конгресса, ее директор отчаянно пытался их рассортировать. В своем дневнике 1956 года он с недоумением вспоминает время, проведенное за составлением каталогов, в которые вошло «множество дотоле неразобранной дряни». Вопрос об этих «развращенных» книгах – этим словом обозначались как политические, так и сексуальные недозволенности – все больше накалялся, требуя решения. Властвующей элите предстояло пройти процедуру очищения. За один лишь май 1963 года набралось 123 мешка сожженных печатных материалов.

Коллектив библиотеки также претерпел чистку: был учрежден Совет по оценке преданности Библиотеке Конгресса (название будто взято из Оруэлла), его задача заключалась в том, чтобы вычислять отступников. Библиотека до сих пор играет важную роль в политической жизни страны (и в буквальном смысле служит туннелем в Капитолий), но в наше время она представляет собой более широкую политическую платформу. В 2016 году даже была упразднена категория «Незаконные иммигранты», название которой было признано уничижительным. Последовала гневная реакция республиканцев, и впервые в истории палата представителей приняла решение восстановить эту категорию, тем самым лишь упрочив межклассовый барьер.

Неоднозначная ДКД

Общеизвестная десятичная классификация Дьюи (ДКД) так и не прижилась в Библиотеке Конгресса, хотя она и по сей день остается одной из наиболее популярных систем классификации книг в мире, которой пользуются в 135 странах. ДКД получила широкое распространение довольно давно: Мелвил Дьюи возглавлял Библиотеку штата Нью-Йорк с 1888 по 1906 год и большую часть этого времени являлся председателем Американской библиотечной ассоциации. Однако ДКД была порождением своего времени, поэтому неудивительно, например, что нехристианским религиям в классификации уделялось минимальное внимание. Евроцентризм Дьюи подтолкнул библиотеки в Голландии и в некоторых американских штатах к внедрению более гибких и детализированных систем, большинство из которых напоминали организацию книжного магазина. «Дьюи остался в прошлом» – так звучит лаконичный заголовок статьи, недавно опубликованной в одном голландском библиотекарском журнале.