Король лжи - Джон Харт

Выехав на улицу, она свернула направо, поехав мимо парка. Мы добрались до Мэйн-стрит молча, затем направились из города по длинным, невероятно узким дорогам, столь типичным для графства.

– Итак, поговорим, – предложила она. – И ничего не пропускайте. Я хочу знать все, что случилось ночью, когда исчез ваш отец. Не выбирайте. Предоставьте все мне.

Когда мы приехали на место, я стал говорить с большой осторожностью.

– Почему вы были там, в его доме?

– Идея моей матери. Ужин. Попытка установить мир, предполагаю.

Миллз чуть повернулась, отводя глаза от дороги.

– Мир между?…

– Джин и отцом.

– Из-за чего они конфликтовали? – спросила она.

– Конфликт – слишком сильное слово. Между ними было просто расхождение. Одно из тех, что происходит между дочерью и отцом.

– Что именно?

Мне хотелось солгать, чтобы защитить Джин, но я боялся, что Миллз обнаружит правду в другом месте. Ложь могла придать этому факту большую важность. В этом как раз и заключалась проблема при разговоре с полицейским. Никогда не знаешь, что он уже знает. А конец – это то, как они прибивают тебя гвоздями.

– Я думаю, непонимание возникло из-за Алекс.

– Подруги вашей сестры?

– Да.

– Ваш отец не одобрял этой дружбы?

– Да, но это был старый спор. Мы наблюдали такое и прежде.

– Ваша сестра уже не упоминалась в завещании отца.

– Она никогда не была в завещании, – сказал я, солгав. – У моего отца были старомодные представления относительно женщин.

– Тогда почему ваша мать вмешалась?

– Она просто встревожилась. Начался громкий спор. Миллз перевела взгляд на дорогу.

– Ваш отец бил Джин? – спросила она.

– Нет.

Она глянула на меня.

– Он бил вашу мать?

– Нет.

– Кто позвонил ему по телефону?

– Я не знаю.

– Но вы были там, когда раздался звонок.

– Я на него не отвечал.

– Сообщите мне точно, что говорил по телефону ваш отец.

Я восстанавливал в памяти.

– «Я буду там через десять минут», – вот что он сказал. Он ответил на телефонный звонок. Потом слушал. Сообщил, что будет там через десять минут.

– Он не говорил где?

– Нет.

– Он не сообщил вам, куда идет?

– Нет.

– О том, кто звонил?

– Нет. Ничего. Он просто уехал.

– Как долго он разговаривал по телефону?

Я подумал немного.

– Тридцать секунд.

– Тридцать секунд – это достаточно долго.

– Может быть, – согласился я.

– Итак, у кого-то было много что сказать.

– Как насчет регистрации телефонных звонков? – спросил я. – Вымогательство денег, ПИН-кода, что-нибудь вроде этого?

– Бесполезно, – сказала Миллз, потом поймала себя на том, что обсуждает дело, и быстро сменила предмет разговора. – Должно быть что-то еще. Он взял что-нибудь с собой? Сказал что-нибудь? Как выглядело его лицо? Был он сердит, грустен, задумчив? В каком направлении он поехал?

Я думал об этом, действительно, думал. Как он смотрел? Что было в его лице? Кое-что. Решительность, возможно. Определенность. Да. И гнев. Но кое-что еще. Самодовольство, подумал я. Ублюдок выглядел самодовольным.

– Он выглядел грустным, – сообщил я Миллз. – Его жена только что умерла, и он выглядел грустным.

– Что еще? – подталкивала Миллз. – Он взял что-нибудь? Он остановился после телефонного разговора, перед тем как выйти из дому? Подумайте.

– Он остановился из-за своих ключей, – вспомнил я. – Только из-за ключей. – Тут до меня дошло: «Бог мой – его ключи». Эзра вешал свои ключи на дощечку с крючками, которая была прибита на кухонной двери. Один комплект от его машины, один комплект от офиса. Я видел все так же ясно, как и утром того дня. Он прошел мимо меня в кухню, протянул руку к двери – и взял оба набора ключей. Я видел это. Он планировал зайти в офис! Но почему? И зашел ли он туда, прежде чем был убит?

– У него не было ключей, – сообщила Миллз.

– И нет никакого следа его автомобиля? – спросил я, стремясь отвлечь ее. Я не хотел говорить о ключах. Пока сам не узнаю, что это все означало. Почему Эзра должен был идти в офис? Я подумал о его исчезнувшем оружии и вспомнил о сейфе. Его необходимо вскрыть.

– Я не могу говорить об этом. Вы когда-либо получали от него известия?

– Нет.

– Телефонные звонки? Письма?

– Ничего.

– Почему вы не сообщили о его исчезновении? – спросила она.

– Я сообщил.

– Через полгода, – напомнила мне Миллз. – Долго ждали. Это меня беспокоит.

– Мы предполагали, что он пребывает в трауре, стараясь уйти от окружающих. Он взрослый человек.

– Взрослый человек.

– Какая у вас точка зрения?

– Моя точка зрения сводится к тому, что он даже не появился на похоронах, и тем не менее вы Не стали сообщать о его отсутствии. Достаточно подозрительно. Другого слова не нахожу.

Как объяснить ей? Отец не был на похоронах моей матери, потому что он убил ее.

Он столкнул ее вниз с лестницы и сломал ей шею! Я подумал, что эта вина уничтожила его. Он не мог встретить Джин и меня пустыми словами и крокодиловыми слезами. Никто, даже Эзра, не представлял, какого прекрасного человека он убил. Я предположил, что отец был мертвецки пьян или поднимался на корабельные сходни. По-моему, это имело смысл. Много смысла.

– Печаль заставляет людей совершать странные поступки, – заметил я.

Миллз бросила на меня язвительный взгляд.

– Это то, что я не перестаю говорить себе, – сказала она. – Если вы понимаете, что я имею в виду.

Я не знал того, что она имела в виду, но выражение ее лица помогло мне догадаться. Она все еще держала меня на крючке ради раскрытия преступления. Это было хорошо для Джин, а следовательно, хорошо и для меня. Но я не мог отправляться в тюрьму. Но такого может и не произойти, сказал я себе. Должен быть, выход.

– Я предполагаю, что это вызывает у вас большое сомнение, – проговорила Миллз. Мы были в парке. Она свернула в переулок и остановила автомобиль. Я мог видеть свой дом, куда пришло ее сообщение: «Вас все еще нет дома». Это она мне уже сама сейчас сообщила.

Двигатель охладился и прекратил гудеть. Я почувствовал ее взгляд на себе. Она не отводила теперь от меня глаз, чтобы сосредоточиться. Автомобиль начал нагреваться на солнце; воздух внутри стал несвежим, мне хотелось закурить. Я выдержал ее взгляд спокойно, как мог.