Как натаскать вашу собаку по философии и разложить по полочкам основные идеи и понятия этой науки - Энтони Макгоуэн

– Только не я, приятель, ты же знаешь.

– Хорошо, орел – я ударю тебя, решка – я дам тебе собачье лакомство.

– Значит, мы разговариваем. Но только до тех пор, пока ты меня не стукнешь.

– Я не собираюсь тебя бить, – я почесал глупыша за ухом. – Но дело в том, будешь ли ты считать такое подбрасывание монеты разумным, моральным выбором?

– Нет, конечно нет.

– Верно. Эйнштейн сказал: «Бог не играет в кости», и мы тоже не будем, когда речь идет о том, чтобы поступать в соответствии с моралью.

– Ну и куда нас это завело?

– Исходя из принципа наибольшей вероятности, материальный мир детерминирован. Если нет, то все, что может предложить нам наука в качестве передышки от действия точильного круга необходимости, – это случайность. Но продолжим. Даже с учетом такого мрачного (или, на мой взгляд, величественного) представления о Вселенной, как о гигантской машине, в которой мы являемся очень маленькими винтиками, можем ли мы сохранить свободу воли в каком-нибудь виде?

– Я тебя внимательно слушаю.

– Детерминистам нравится считать себя трезвыми, научно ориентированными реалистами, пролагающими путь через сентиментальную чушь о свободе и случайности. Но есть одна серьезная проблема, касающаяся детерминизма как научного объяснения устройства мира. Возвращаясь к вопросу о том, ударю ли я тебя своей палкой или нет…

– Ха-ха, дружище, ты выбросил палку.

– Это гипотетический бумеранг, так что палка опять у меня в руке. Итак, если я ударю тебя, детерминист скажет, что мое действие было детерминировано. Если я не ударю, детерминист скажет, что мое бездействие было детерминировано. Что бы ни произошло, детерминист утверждает, что это было детерминировано. Тогда как мы вообще могли бы опровергнуть детерминизм? Каждый результат предсказуем. Ничто не исключено. В школе у меня была знакомая девочка, у которой была такая фирменная фраза. Каждый раз, когда ты что-нибудь говорил, она отвечала: «Я знала, что ты так скажешь». А если ты говорил: «Нет, не знала!» – она говорила: «Я знала, что ты так скажешь». И так продолжалось до тех пор, пока ты не начинал сходить с ума или не звонил звонок на урок.

– Это раздражает.

– Очень. Но так же научно, как и утверждение, что все детерминировано. Об этом мы еще поговорим, когда будем рассматривать философию науки.

– Ну замечательно!

– Будет весело, честно. Но если бы детерминизм был научной теорией, тогда он должен был бы обладать способностью давать прогнозы, правильность или неправильность которых можно было бы доказать. Он должен был бы исключить определенные результаты, сведя все возможности к одной. Детерминизм не может этого сделать. Поэтому это не научная теория.

– Итак, детерминизм проигрывает, урра!

– Вообще-то, он может отвергнуть и этот аргумент, утверждая, что если бы мы обладали идеальным знанием, то могли бы делать именно такие прогнозы, которые необходимы, чтобы доказать, что это наука. Возможно, когда-нибудь действительно появятся компьютеры, достаточно умные, чтобы предсказать точно, что у нас будет на обед завтра. Но пока притязания детерминизма на статус научной теории не вполне ему соответствуют. Он больше похож на убеждения из области теологии.

Но есть и другие причины для того, чтобы придерживаться нашей веры в свободу. Некоторые философы не слишком увлечены материальным детерминизмом. Они полагают, что можно соглашаться со всем, что наука говорит об атомах и кварках, но при этом настаивать, что мы по-прежнему в значительной мере свободны. Такая точка зрения называется «компатибилизм».

– Расскажи…

– Помнишь о тех вещах, которые, как мы согласились, влияют на нашу способность делать свободный выбор? Психическое заболевание или хождение во сне, например.

– Как я мог забыть? Это связано с тем, что меня ударят палкой!

– Мы можем добавить еще несколько факторов, которые также повлияли бы на нашу самостоятельность в вопросе разумного выбора. Скажем, алкоголь. Было бы очень легко систематизировать эти факторы по степени влияния на нашу способность действовать самостоятельно. А затем квалифицировать меру моральной ответственности. Можно было бы немного поспорить, но я бы сказал, что порядок был бы таков, от наименьшей ответственности до наибольшей: лунатизм; серьезное психическое заболевание, например шизофрения; легкое психическое расстройство, такие как тревожность, депрессия, употребление алкоголя и запрещенных веществ. Мы можем добавить или исключить другие факторы, которые способны на нас повлиять, – если нас ввели в заблуждение о состоянии мира, действия в целях самозащиты и так далее. Думаю, было бы странно, если бы человек отрицал, что такого рода вещи могут повлиять на нашу способность действовать свободно и вытекающую из этого моральную ответственность.

И такое положение дел отражено в нашей правовой системе. Лунатизм и сумасшествие служат оправданием при совершении уголовно наказуемого деяния, которое требует наличия как преступного действия, так и преступного намерения. Но если детерминисты правы, то градиента ответственности не существует. Сумасшествие или воздействие препаратов не имеют значения: мы все одинаково вынуждены делать то, что делаем. А я считаю, что очевидное наличие градиента должно склонить нас к идее о том, что существуют степени ответственности и степени свободы.

Монти завилял хвостом.

– Нам придется вновь обратиться к значению слов. Когда мы используем термин «свобода воли», что на самом деле мы им обозначаем? Большинство людей инстинктивно воспринимают его значение как отсутствие тех помех, которые мы обсуждали. Быть свободным означает быть свободным от очевидных ограничений и принуждения. Чтобы точно описать ситуацию выбора, представим, что человек замышляет украсть ожерелье из ювелирного магазина. Оцените, насколько он в здравом уме способен понять, что правильно, а что неправильно, знает ли он местные законы, а также покажите, что нет ни одного из применяемых нами ограничений (никто не удерживает в заложниках его семью, никто со снайперской винтовкой не прикрывает его с соседней крыши), – тогда это именно то, что мы подразумеваем, говоря «по своей воле». Дополнив, что существует некая глубинная сила, которой продиктован наш выбор, мы ничего не добавим к объяснению того, что мы делаем и почему.

Каждый день мы выносим сотни мелких суждений. Мы благодарим людей, выражаем недовольство их эгоизмом, улыбаемся, киваем, машем рукой, игнорируем, упрекаем, резко отказываем. Мы делаем все это, исходя из своего понимания действий и мотивов тех, кто нас окружает. В течение микросекунд мы выносим оценку, насколько кто-то виновен. Кто-то случайно наступает вам на ногу. «Ой!» – восклицаете вы, а потом улыбаетесь, когда человек извиняется. Кто-то другой паркует свой внедорожник на парковке для инвалидов у супермаркета, выскакивает из машины и уверенно идет в магазин, даже не пытаясь притвориться хромающим, и вы проклинаете его эгоизм. Быть человеком – значит выносить такие суждения. Что-то мы можем понять неправильно. Но