Где ты, любовь моя? - Долорес Палья

Он нарисовал в воздухе непонятную фигуру кончиком сигареты, и голос его как бы сник. Милош с тревогой следил за кузеном.

- Не просто потерял тебя. С тобой он потерпел полный крах. Это ближе к истине. Он потерпел с тобой крах. И в результате этого лишился тебя. Больше того, он боится, что ты потерял свой путь в жизни, заблудился. Помнишь епископа из Дубровника, Милош? Как он написал твоему отцу, что у него никогда не было подобно ученика, который просто создан для служения Господу…

- Сентиментальный он был старик. К тому же мне тогда еще и семнадцати не исполнилось, и я переживал своего рода подростковую религиозную лихорадку, - резко оборвал его Милош, отмахнувшись от него, как от надоедливой мухи. Алексис начал раздражать его.

- Нет. Я там был. Никакая это не подростковая лихорадка, - кротко возразил брат. Говорил-то он мягко, но слишком уж настойчиво, будто приговор выносил.

Я поднялась и пошла готовить сандвичи. Братья тут же перешли на сербский. Милош побледнел и сидел сгорбившись, словно из него выжали все соки. Алексис весело улыбнулся мне и освободил на большом столе место для тарелки и стаканов.

Его визиты нередко заканчивались на этой ноте. И хотя легким человеком его не назовешь, ему нельзя было отказать в определенном очаровании, и это очарование и жизнерадостность делались тем явственнее, чем мрачнее становился Милош. Поначалу на лице Милоша появлялось упрямое выражение, но скоро и это пропало, он просто сидел, погрузившись в себя, пока разговор о еде и вине не приводил его в чувство. Это никогда не продолжалось слишком долго - от силы четверть часа, но Милош еще долго не мог успокоиться. После подобных разговоров Алексис старался уйти побыстрее. После его ухода Милош частенько отправлялся в постель, хотя еще десяти не было, словно хотел забыться.

Клод приехал в Париж на неделю. Я предложила Милошу написать Алексису записку, что нас не будет дома, но он ответил, что сам скажет ему об этом днем.

- Ты встречаешься с ним днем? - удивилась я.

- Он приходит в «Селект» ровно в пять. - Он напустил на себя равнодушный вид. - Иногда я встречаюсь с ним там.

На какой- то миг мне показалось, что Милош попал в ловушку, и мне захотелось бежать, бежать вместе с ним, в Лондон, в Нью-Йорк, куда угодно.

- Он желает мне добра. Ты должна понять…

К тому времени я уже решила для себя, что Алексис слишком опасен и ни в коем случае нельзя позволять ему вклиниться между нами. Пока мы противостоим ему вместе, все будет в порядке. Я только в общих чертах представляла себе, сколь сильное влияние он имеет на Милоша - каким же губительным может оказаться неведение! - и не собиралась обсуждать с Милошем этот вопрос, опасаясь ссоры.

- Он напоминает мне героев Ибсена, - натянуто улыбнулась я.

С приездом Клода жизнь наша снова наладилась. Хотя Жана и Николь больше не было с нами, хотя мы не имели постоянного жилья, хотя надежда поступить в Сорбонну рухнула, - приехал Клод, и даже погода переменилась.

- Какой денек! - закричал он из окна поезда. - Вы только гляньте на солнце!

Клод остановился в нашем отеле. Выбора у него все равно не было, поскольку квартиру мать сдавала. Однажды утром по пути в студию Андре Лота я рассказала ему про Алексиса. Он воспринял все более серьезно, чем я ожидала. По правде говоря, тогда он мало что сказал по этому поводу. Наверное, мир религии был для него столь же далеким и непонятным, как и для меня самой, и, когда дело касалось Милоша, мы оба становились в тупик. И все же он встретился с Алексисом. Тогда мне казалось, что случайно, но я сильно сомневаюсь в этом.

Однажды вечером мы целой толпой сидели в «Дом». Я - спиной к входу, Милош и Клод - лицом. Я видела, как Милош замолчал на середине фразы и уставился на дверь. По его лицу - на нем отразился то ли страх, то ли смущение - я сразу поняла, кого он увидел. Клод тоже смотрел в ту сторону, вроде бы с естественным для такого случая любопытством, но его взгляд был холодным, оценивающим. Милош подвинулся, освобождая место для Алексиса. Далее последовали приветствия, представления и заказ напитков. В шумном, переполненном кафе, так сильно отличавшемся от удручающей атмосферы нашей гостиничной комнаты, Алексис показался мне совсем другим человеком.

«Стоит только вывести его на свет, усадить среди моих друзей, и с ним происходят невероятные превращения», - подумала я и поглядела на Милоша, стараясь понять, разделяет ли он мою точку зрения. Но тот ушел в себя и слушал разговор вполуха.

- Насколько я понял, вы актер, - повернулся Алексис к Клоду.

- А вы? - кивнул Клод, с любопытством поглядывая на своего нового соседа.

Алексис вежливо улыбнулся в ответ:

- Пишу диссертацию. А в скором времени собираюсь преподавать.

- Преподавать что?

- Действительно, что? Этику, философию, мораль, теологию. Какая разница? Скучные предметы для студентов, которые только и мечтают о том, чтобы оказаться где-нибудь в другом месте. - Он заглянул Клоду прямо в глаза, и тот невольно вздрогнул.

Милош внезапно вскочил и протянул мне пальто:

- Нам пора.

Клод тоже поднялся, и Алексису, который сидел между ними, пришлось встать и пропустить его. Мы попрощались с остальными и вчетвером направились к выходу. Я заметила, что наши места тут же заняли.

На улице начинался дождь. Мы распрощались с Алексисом и побрели сквозь сырые, промозглые улицы к своему отелю. Настроения ни у кого не было. Больше я Алексиса никогда не видела. С тех пор он ни разу не приходил к нам в отель. Да и времени у нас оставалось всего ничего.

Ярко освещенный зал Ле-Бурже с его часами, полированными поверхностями, стойками и хриплыми громкоговорителями казался каким-то нереальным. Огромные пространства сияющих полов, кожаные кресла и абстрактные пепельницы сильно смахивали на рекламу из «Ньюйоркца». В ушах эхом отдавался цокот моих каблучков.

Я напряглась, завидев Клода у стойки бара. Он поднял голову, заметил меня и поднялся навстречу. Внезапно я заметила, что он состарился. Вил уставший, вокруг рта залегли глубокие складки. Высокий, стройный, густые волосы лишь слегка подернуты сединой, ему никто никогда не давал его тридцать девять. Клод поцеловал меня в щеку.

В наших рукопожатиях и объятиях не было ничего драматичного. Все как обычно, словно мы отправились в паб в Челси пропустить по стаканчику, уложив детей спать. Но здесь не Челси, и если мои дети уже спят, то это не я их укладывала. Да и Гевина с нами не было. Нет, встречу в аэропорту Парижа заурядной никак не назовешь, она граничила с безумием.

Клод заказал выпить, и мы пристроились за столиком у окна. На взлетных полосах вспыхивали огоньки, сновали туда-сюда грузовички с багажом, бегали люди в униформах, тихо, бесшумно - толстое стекло поглощало все звуки. В баре больше никого не было.

Лицо Клода абсолютно ничего не выражало, в глазах - ни искорки. Он был совсем на себя не похож.