Где ты, любовь моя? - Долорес Палья

- Прямо мелодрама какая-то. - Я не знала, как начать разговор.

Он улыбнулся:

- Знаю и прошу у тебя прощения. Но я испугался, что ты докопаешься до правды в одиночку. Я… мне не хочется, чтобы это произошло вот так…

Он смотрел мимо меня, на огни за окном.

- Что я могла сделать? Заглянуть в телефонную книгу? Отправиться в церковь? - невесело усмехнулась я. - Я и вправду была неподалеку… Ради бога! В чем дело, Клод? Почему ты не хочешь, чтобы я докопалась до правды в одиночку? Почему так важно, чтобы ты был здесь, со мной? И давно ли…

- Погоди. Давай начнем с вопроса попроще. С самого начала. - Он устало вздохнул. - Для меня все началось в апреле пятидесятого года, когда я получил твое письмо. Ты написала мне по приезде в Коннектикут и сообщила, что Тор умирает. А второе письмо, оно… еще больше меня встревожило. Тор не только умирал, он ужасно мучился, рядом с тобой никого не было, и тебе пришлось одной принимать решения. Но это не главное - ты буквально билась в истерике, потому что Милош не написал тебе ни строчки. Ты не могла позволить себе поддаться панике, но она так и читалась между строк. И я по-настоящему забеспокоился.

Я написал Филиппу и твоей подруге Аджи, попросил их выяснить, что случилось. И Милошу написал, на имя Сержа в семинарию, но ответа не получил. И Филипп, и Аджи заявили в один голос - они не могут отыскать Милоша, он словно сквозь землю провалился. Аджи припомнила, что видела его в «Селект» с югославами. Она направилась туда с расспросами, и там ей сказали, что у Милоша есть кузен и он должен знать, где находится его брат, только вот кузен укатил в Гейдельберг. Может, Милош вместе с ним уехал? И мне, и Аджи это казалось вполне логичным. Она пообещала продолжить расспросы в «Селект» и, если что-нибудь всплывет, написать тебе напрямую.

Милош, конечно, вполне мог уехать с Алексисом в Германию, но почему он не написал тебе ни строчки? Этого я понять не мог. Тем не менее я решил не сообщать тебе об этом, а сочинить нечто весьма туманное. Примерно с месяц от тебя не было ни слуху ни духу. К тому времени Тор уже стоял одной ногой в могиле, и ты пребывала в состоянии шока. Милош не ответил ни на одно из моих писем, и, судя по твоему последнему бессвязному посланию, ты была не в себе. Следующим же паромом я отправился в Париж.

Поход в церковь стал моей первой ошибкой. Мне солгали, сказав, что Серж покинул семинарию, а ведь именно он являлся ключом к разгадке. Если бы я пришел и спросил Сержа, а не Милоша, все могло бы повернуться иначе… Но случилось то, что случилось. Мой визит в семинарию окончился ничем. Мне нагрубили, помогать даже не собирались, еще бы чуть-чуть - и вообще вытолкали бы взашей.

Потом, само собой, я встретился с Алексисом. Я рассказывал тебе о нашей встрече в «Селект» и о том, как он бросил мне напоследок: «Кароле никогда в голову не приходило, что Милош, быть может, уже по горло всем этим сыт?» Честно говоря, мне действительно стало так казаться. Не до, а после его слов. Я пошел прогуляться, и чем больше я думал об этом, тем логичнее выглядела эта идея. Посмотри на нее с моей точки зрения, и ты поймешь, что я имею в виду. Когда ты уезжала из Парижа, Милош был в депрессии. Алексис постоянно напоминал ему, о какой жизни он мечтал с самого детства. Даже если бы Алексис не давил на него - а он давил, и еще как! - но даже если бы он не давил на Милоша, одного его присутствия было бы вполне достаточно, чтобы сомнения снова подняли голову и начали терзать его. Представляю, что он чувствовал после твоего отъезда.

Алексис настаивал на том, чтобы Милош вернулся в семинарию, не обязательно в эту - в любую. Почему бы не попробовать в Германии? Может, там условия получше. Картина постепенно прояснялась. Милош мог размышлять следующим образом: почему бы не попытаться, почему бы не попробовать примириться с Богом, без… ну, без постороннего вмешательства. Почему бы не проверить себя, свое решение уйти из семинарии, ведь нам прекрасно известно, что в прошлый раз он поддался гневу, да и несносный характер епископа сыграл не последнюю роль. Почему бы не сделать это, особенно теперь, когда он свободен и его ничто не держит… Нет, помолчи, дай мне договорить. Я понимаю, это звучит просто невероятно, но, поскольку его молчание было еще более невероятным, эта гипотеза не казалась мне притянутой за уши.

Чем больше я думал об этом, чем больше я размышлял об Алексисе, о его подавляющем влиянии на Милоша, тем более логичным становилось это умозаключение.

Взгляни на это с другой стороны. Когда ты познакомилась с Милошем и втянула его в свою жизнь, ты фактически сделала две вещи: подарила ему свою любовь и ключи от нового мира, от того мира, с которым он не только не был знаком, но который совершенно не интересовал его до встречи с тобой. Второе: ты поставила его перед выбором - сохранить старые ценности, а вместе с ними свою прежнюю жизнь или принять тебя и то будущее, которое вы могли бы построить вместе, но на твоих условиях. Нет, не возражай. Я никогда не говорил тебе об этом раньше, но, понимала ты это или нет, человеку со стороны это видится именно в таком свете. И конечно же - подумай хорошенько! - конечно же Алексис придерживался той же точки зрения.

Если помнишь, Алексис никогда не выступал против тебя в открытую. Свою враждебность он прикрывал дружбой, которая так тревожила тебя. Что он говорил Милошу, когда тебя не было рядом, нам уже никогда не узнать, и как он преподнес ему твой отъезд в США - тем более. Но Алексис стал своего рода катализатором. Именно он двигал фигуры на доске, когда сказал мне, что Милош сыт по горло. И тогда мне пришло в голову: а вдруг так оно и есть?

Поговорить с Милошем лично не представлялось никакой возможности. Алексис постарался на славу. Не мог же я в самом деле пойти в полицию. Я проверил все места и переговорил со всеми людьми, которые могли бы иметь хоть малейшее представление о Милоше, и везде - пусто. Мне пришлось поверить Алексису на слово! К тому времени я был готов не только нос ему свернуть. Ох уж эти чертовы восточные штучки! Я чувствовал себя беспомощным щенком перед византийской диалектикой Алексиса и даже начал побаиваться его. Перед отъездом в Лондон я решил еще разок заглянуть в «Селект». Один из официантов сказал мне, что утром Алексис отбыл в Гейдельберг, так что я его больше не видел.

Тогда я и написал тебе, что Милош исчез, пропал и даже следов не оставил - поверь мне, я раз десять это письмо переписывал, - и посоветовал тебе принять все как есть и жить дальше.

Я знаю, что случилось потом. В последующие пять лет мы регулярно переписывались с твоей матерью. Я знаю о твоем побеге, о твоей работе, о психотерапевте и о том, что в итоге ты более-менее пришла в норму и вернулась к реальности. Несколько раз я порывался приехать к тебе, но твоя мать отговаривала меня. И она, и ее муж, и доктор в один голос утверждали, что от меня будет больше вреда, чем пользы. Не знаю уж почему и до сих пор не уверен, стоило ли мне прислушиваться к их словам. Но пока я колебался, ты пошла на поправку, устроилась на работу, и вопрос отпал сам собой. Потом Гевин собрался в Штаты, я поручил ему повидаться с тобой, и, прости меня за иронию, он сделал то, о чем я думал все эти годы, - женился на тебе. Да ладно тебе, чего ты так удивляешься?