Происхождение языка. Факты, исследования, гипотезы - Светлана Анатольевна Бурлак

языка очень существенно. Во-первых, взрослый, разговаривая с ребенком, следит за проявлениями его внимания{349} и при необходимости может скорректировать свое речевое поведение. Во-вторых, речь взрослых при общении с ребенком имеет целый ряд специфических черт, призванных способствовать овладению языком. «По сравнению с разговорами между взрослыми, речь родителей, обращенная к детям, медленнее, в ней более утрирована высота тона, она больше говорит о происходящем здесь и сейчас, и она более грамматически правильна»{350}. Подчеркивание артикуляционных движений способствует интеграции зрительной и слуховой информации{351}. Четкие паузы на синтаксических границах, отсутствие семантически сложных слов и конструкций также облегчают для ребенка понимание обращенных к нему высказываний. Как пишет специалист по детской речи Стелла Наумовна Цейтлин, при общении с детьми «мы стараемся строить предложения правильно, планируем их структуру, не перестраиваемся на ходу, не обрываем посередине и т. п.»{352} — в отличие от обычных «взрослых» разговоров.

Как показывают наблюдения психолингвистов, диалоги детей со взрослыми более чем вдвое (в среднем) длиннее, чем диалоги детей с детьми.

В некоторых культурах взрослые мало общаются с маленькими детьми{353}, но зато с ними могут говорить другие дети, и тогда именно они будут обеспечивать малышам этот особый регистр языка, называемый иногда материнским языком (от англ. motherese). Дети достаточно рано начинают понимать специфику этого регистра. Как отмечает психолингвист Ревекка Марковна Фрумкина, «уже четырехлетние дети в разговорах с двухлетними пользуются более короткими словами, чем в разговорах со сверстниками или со взрослыми»{354}. Кстати, лучше всего детям удается поддерживать беседу, когда они вступают в разговор взрослого с ребенком на пару лет старше их, — в этом случае их реплики не сбивают разговор с обсуждаемой темы, а самих реплик может быть больше, чем обычно бывает в разговоре с этим же взрослым или с этим же ребенком{355}.

«Еще одно существенное свойство речи, адресованной ребенку, — частые повторы, обычно сопровождаемые перестановкой компонентов предложения: Мячик упал у Мишеньки. Дай мне мячик. Красивый мячик. Это помогает ребенку членить высказывание, выделяя в нем слова»{356}. Кроме того, «матери повторяют многое из сказанного ребенком, корректируя эти фрагменты в звуковом и грамматическом отношении»{357}. Вот примеры, приводимые С. Н. Цейтлин{358}:

(1) М а м а: Кто это?

Р е б е н о к: Мими.

М а м а (с утвердительной интонацией): Мышка.

То же происходит и в более старшем возрасте:

(2) Р е б е н о к (про котенка): Она не хочет гладить.

М а м а: Не хочет, чтобы ты гладил его?

Подобного рода корректирующие реплики можно наблюдать даже в разговорах взрослых{359}, например: Мы ужинали с ним со среды на пятницу — Вы хотели сказать: со среды на четверг{360}. Но, разумеется, в диалогах с детьми они встречаются гораздо чаще.

Слова, произносимые детьми, поначалу обозначают всю ситуацию целиком (такие высказывания получили название «голофразы»). «Например, голофраза кать-кать в речи ребенка этого возраста… может означать, что ребенок не хочет садиться в коляску, или что хочет везти коляску сам, или что коляска грязная и ему это неприятно»{361}; слово варежка, произнесенное с различными интонациями, может означать и ‘Я потеряла варежку!’, и ‘Я нашла свою потерянную варежку!’{362} (в речи взрослых однословные высказывания, разумеется, тоже встречаются, но скорее в виде исключения, тогда как у «говорящих» обезьян они продолжают преобладать всю жизнь{363}). По мнению психолингвиста Наталии Ильиничны Лепской, на этом этапе ребенок не столько описывает ситуацию, сколько выражает свое эмоциональное состояние в связи с ней{364}.

Существенно, что у человека уже с самого раннего детства имеется довольно широкий спектр возможных целей высказывания: язык (и даже жесты тех, кто еще не умеет говорить) используется не только для того, чтобы попросить, но и, например, для того, чтобы поделиться впечатлениями ([Слышишь, там гудит] самолет! [Ух, какая] елка!) и даже помочь взрослым (например, ребенок L в возрасте 13,5 месяцев, видя, что мама не может найти магнит, показал ей на корзинку, в которой этот магнит лежит, скрытый фруктами){365}.

Склонность сообщать окружающим о своих впечатлениях представляется очень важной для глоттогенеза; по мнению М. Томаселло, она является одной из его главных предпосылок{366}.

О том, что такая коммуникативная установка появляется в человеческом поведении еще до речи, свидетельствует эксперимент Ульфа Лишковского и его коллег{367}: годовалым детям демонстрировали какой-то интересный предмет, на который они показывали взрослому. Судя по реакции детей, «правильным» ответом взрослого на такое действие было смотреть то на предмет, то на ребенка и обсуждать его с ним («А кто это?» — «Это птичка!» — «Она машет крылышками!» и т. п.). Другие варианты реакции взрослого (посмотреть на ребенка и поговорить о нем самом, игнорируя показанный предмет; посмотреть на предмет, но никак не показать, что заметил его именно благодаря ребенку; просто посмотреть на собственные руки, проигнорировав и ребенка, и показанный предмет) не удовлетворяли ребенка, и он пытался исправить ситуацию.

Исследования психолингвистов свидетельствуют о том, что у детей значительную долю всех высказываний составляют комментарии: ребенок «тратит много времени, называя объекты и описывая действия»{368} (собственно, и в мире взрослых коммуникативная успешность человека во многом оценивается по степени уместности его комментариев{369}). Как показывают примеры, приводимые М. Томаселло{370}, однословные высказывания — голофразы — маленьких детей во многих случаях употребляются сначала как аккомпанемент действия (делаемого или воспринимаемого, как, скажем, звонок телефона), потом для выражения просьбы или желания и лишь после этого для именования объекта. Например, слово rockin (от англ. rocking chair — ‘кресло-качалка’) ребенок произносит сперва в тех случаях, когда качается в кресле-качалке, потом в качестве просьбы покачать его в кресле-качалке и лишь затем в качестве наименования соответствующего объекта; слово play-play возникает сначала как сопровождение собственной «игры» на пианино и только потом начинает употребляться в качестве названия пианино и т. д. Комментарии ощущаются детьми как предназначенные не только самим себе, но в значительной степени и окружающим: по наблюдениям Л. С. Выготского, среди глухих или иностранцев дети играют почти молча{371}.

Примерно в полтора года у ребенка происходит лавинообразное наращивание активного словарного запаса (лексический взрыв) — словарь пополняется со скоростью «как минимум одного нового слова каждые два часа»{372}.