Церкви в политике и политика в церквях. Как современное христианство меняет европейское общество - Роман Николаевич Лункин

где семейные ценности и культурная идентичность играют большую роль. В этих условиях политиками разных течений в качестве цементирующих общество могут восприниматься как заново осмысленные идеалы христианской демократии (субсидиарность, солидарность, социальная ответственность), так и традиционализм с элементами национализма и изоляционизма. Однако, как отмечают исследователи, несправедливо всех обвинять в этническом национализме. Невозможно и небезопасно игнорировать мнение коренного населения. Логичнее и своевременнее признать кризис моделей европейской национальной политики[244].

Эволюция христианской демократии более широко ставит вопрос об интеграции религии, в частности, ислама и исламских партий в демократическую систему[245]. Политическая ситуация первой половины XXI в. является одним из самых сложных испытаний для демократического устройства европейских стран.

3.2. Кризис европейской интеграции

Основным постулатом для большинства христианских церквей является представлением о том, что именно вера лежит в основе единства европейских народов в качестве главной ценности и элемента их идентичности. В связи с этим особым парадоксальным феноменом можно назвать выступления религиозных лидеров против европейского единства. Значительная часть церковных лидеров является евроскептиками в смысле критики Европейского союза и последствий и перспектив евроинтеграции в 2010-е, тогда как в 1950—1960-е гг. именно церковные деятели и христианские политики были главными протагонистами общеевропейского единства. Это, казалось бы, разрушает мечту о христианской Европе, противопоставляет одни народы другим, противоречит принципу субсидиарности и солидарности, который также имеет христианские корни. На волне роста «правого популизма» евроскептицизм часто безосновательно воспринимается как потакание национализму и ксенофобии[246]. Почему же многие церковные лидеры выбрали этот опасный путь, углубляя кризис европейской идентичности?

Один из ответов на этот вопрос, как это ни странно, кроется в том, что церкви принимали активное участие в формировании Европейского содружества и приветствовали создание Европейского союза. Воплощению католической идеи единой Европы и участию церквей в деятельности Евросоюза посвящен целый ряд исследований. Помимо этого, в научной литературе обсуждается позиция национальных церквей, в особенности в Восточной Европе, по поводу вхождения отдельных стран в состав ЕС, а также критика представителей ЕС со стороны епископата.

Активное участие политиков – католиков по вероисповеданию (Робер Шуман, Кондрад Адэнауер, Альчиде де Гаспери, Шарль де Голль, Жан Монне – стал католиком в конце жизни) в создании Европейского содружества стало результатом комбинации политического реализма с идеями христианской демократии, стремления к миру в Европе в послевоенное время, идеи единой христианской Европы, которые высказывали папы Пий XII, Иоанн XXIII, Павел VI (папа Павел VI отмечал, что вера должна стать «душой Европы» и основой европейской «цивилизации любви»)[247]. Для папы Иоанна Павла II ключевой стала идея единства Восточной и Западной Европы, он поддерживал расширение ЕС на восток, стремясь таким образом обогатить западноевропейскую культуру традициями и религиозностью востока. Как отмечают исследователи: «В отличие от других институтов европейской интеграции, Римская церковь как старейший из них выработала специфические механизмы коллективизации народного сознания, внедрения интеграционной идеологии в виде идей общеевропейской христианской общности». Между тем «Европейская интеграция оказывается для Рима необходимым процессом, самостоятельное действенное участие в котором для нынешней католической церкви, в отличие от эпохи Средневековья, невозможно»[248]. Однако именно социально-политические кризисы сделали участие церквей в европейской политике «действенным».

Европейские институты стали строиться на секулярной основе, часто игнорируя мнение церквей, хотя формально диалог с верующими выстраивался на разных уровнях. Результатом этого противоречивого взаимодействия стала статья 17 Лиссабонского договора об особом статусе религиозных объединений и о признании исторически сложившихся в разных странах государственно-церковных отношений. По мнению части исследователей, это позволило вывести вопрос о месте религии в ЕС из плоскости политической теории в сферу обсуждения одного из способов конкретной имплементации религиозных институтов в системе ЕС. Даже в таком виде (статья 17 не упоминала христианство и слово «Бог») указание на диалог с церквями вызвало критику со стороны различных групп секуляристов – то, что нормально на национальном уровне, казалось противоречащим светскому характеру ЕС на наднациональном уровне[249]. Однако влияние церковных институтов в ходе подготовки Конституции ЕС и Лиссабонского договора очевидно – статья 17 была подготовлена в тесном сотрудничестве с объединениями, которые включают большую часть конфессий: Католическая комиссия епископских конференций Европейского сообщества, Конференция европейских церквей[250].

Часть ученых рассматривает церкви в качестве автономной субсистемы в обществе, сложившейся в ходе социальной дифференциации, и религиозное измерение не считается самостоятельным и значимым фактором в ходе интеграции.

Религия приобретает значение только во время споров о Конституции и об идентичности Евросоюза[251]. В работах, специально посвященных евроскептицизму, религия оказывается одним из не самых главных элементов, объясняющих это явление. Причиной критики ЕС считается конфликт христианства с мультикультурализмом после более важных факторов: борьбы правящих партий и периферийных, элиты и общества, новых и старых стран – членов ЕС с разными возможностями и идентичностями[252].

С либеральной точки зрения, конфликт церквей и Евросоюза был запрограммирован, поскольку это борьба модернизации с антимодернизацией в лице церквей. ЕС не стал делать христианство «государственной религией», а в ответ христиане заявили о потере Европой своей духовной и культурной основы. Наиболее враждебны по отношению к ЕС протестанты-фундаменталисты и Православная церковь в Греции, считающие ЕС апокалиптической «новой империей» и воплощением зла[253].

Вместе с тем пример целого ряда стран показывает, что христианские конфессии как вовлечены в политические дебаты, так и играют значительную роль в электоральном процессе. Такого рода примером является Великобритания, где сталкиваются как партийные позиции, так и интересы англикан и католиков, пресвитериан и католиков и т. д. По мнению Мартина Стивена, по крайней мере, в случае с Великобританией именно евроинтеграция и споры вокруг нее активизировали церкви в политическом плане из-за падения уровня влияния, которым многие церкви обладали автоматически[254].

Часть исследователей отмечают, что продвижению евроскептицизма на религиозной почве способствует религиозная нетерпимость, которая поддерживает разного рода течения, направленные против ЕС и против вступления Турции в ЕС[255].

Центральная роль церковных институтов в формировании европейской идентичности проанализирована в исследованиях С. Мудрова. По его мнению, значение церквей как полноправных участников политического процесса и религиозных лоббистов недооценено (в особенности в ходе реформы договора ЕС в 2001–2009 гг.). Они вносят большой вклад в выработку национальных интересов в разных странах, в дискуссиях вокруг единства Европы. Церкви также оказались чрезвычайно эффективны в создании коалиций интеллектуальной и политической элиты. Ссылаясь на европейских исследователей[256], Мудров отмечает, что протестанты считаются обычно большими евроскептиками, чем католики, и что православные в большей степени противостоят Евросоюзу, как и многие фундаменталистские группы (протестанты-евангелисты и, к примеру, Польская католическая церковь). При этом в