Церкви в политике и политика в церквях. Как современное христианство меняет европейское общество - Роман Николаевич Лункин

кризиса и страха перед «исламизацией» Европы и международным терроризмом, но и это не сделало католиков «врагами» Евросоюза как структуры.

Что касается лютеранских церквей Германии и Скандинавии, то они практически безоговорочно приветствовали евроинтеграцию. В частности, большинство христианских церквей присоединилось к Экуменической хартии 2001 г., подготовленной Конференцией европейских церквей. Хартия декларировала поддержку ЕС и утверждала христианское наследие в качестве источника вдохновения и культурного богатства континента. Отношение лютеранства к евроинтеграции характеризуется наличием самых общих пожеланий для ЕС, основанных на свободе совести и в целом на соблюдении прав человека. К примеру, Лютеранская церковь Финляндии отмечает, что ЕС должен следовать постоянным принципам во всех сферах политики, создавать устойчивое в экономическом, социальном и экологическом плане сообщество, которое отличается открытостью, интерактивностью и демократичностью[276]. Одним из требований к странам – членам ЕС стало обеспечение равенства всех религиозных объединений перед лицом закона, что означало корректировку статуса государственных церквей в Скандинавии. Руководство лютеранских церквей Норвегии и Швеции и так самостоятельно прошло путь к отделению церкви от государства с потерей государственного статуса – к 2012 г. лютеранские церкви перестали быть де-юре государственными структурами. Финляндия же является примером того, как отношения церквей и государства были переосмыслены без формального отделения церкви от государства (то есть без лишения православия и лютеранства государственного статуса). В Дании и Исландии государственный статус церквей компенсируется их либерализмом и стремлением адаптироваться к общественным настроениям. Церкви Северной Европы в рамках совместных заявлений приветствовали Лиссабонский договор как акт, способный усилить ЕС как сообщество, основанное на единых ценностях и прямой демократии на основе участия[277].

Несмотря на растущую критику Евросоюза со стороны вполне лояльных власти респектабельных церковных элит, их позиция не угрожает Евросоюзу и его существованию как единой структуре. Наоборот, для большинства иерархов важно показать кризис мировоззрения в Европе с тем, чтобы обновленное христианство стало одним из оснований будущего единого европейского сообщества. В связи с этим сама по себе интеграция призвана оставаться главной политической целью.

Среди православных церквей стран ЕС и стран – кандидатов в члены Евросоюза (Болгария, Греция, Румыния, Албания, Македония, Сербия, Черногория) вопрос об отношении к европейской интеграции в наибольшей степени обсуждался в Греции и Сербии. В целом православные церкви больше сосредоточены на своих национальных проблемах и также тесно связаны с государственной бюрократией, которая, как правило, проводит политику по вхождению своей страны в европейское сообщество. Но сама тема пребывания в Евросоюзе православных интересует меньше, чем католиков. Естественными активаторами евроскептицизма в православной среде стали конфликты вокруг попрания моральных норм и национальных святынь (проблема признания Косово). Большое влияние оказал миграционный кризис, но в целом граждане Центральной и Восточной Европы ожидают скорее экономических выгод от пребывания в ЕС, чем упущений. Кроме того, многие страны стали членами ЕС во второй половине 2000-х гг., поэтому до сих пор идет процесс их адаптации в рамках сообщества и его институтов.

Греция, вступившая в Европейское сообщество в 1981 г., является колыбелью европейской демократии, но именно здесь взаимоотношения греческого православия с Евросоюзом можно назвать фактически открытым конфликтом. Для церковных кругов пребывание в рамках ЕС, как и для части общества, оказалось большим разочарованием. Элладская церковь возглавляет движение за христианские семейные ценности против введения права называть себя «третьим полом», против однополых браков. Помимо этого, церковь высказывала опасения по поводу исламизации Европы в связи с планами о принятии Турции в состав ЕС. При поддержке православных иерархов греки выступают против того, чтобы Македония использовала наименование исторической греческой провинции. Дополнительным аргументом в пользу критики Брюсселя стали экономический кризис, миграционная политика и наплыв беженцев на греческую территорию.

Прежде всего, Элладской церкви пришлось отстаивать свой статус и привилегии внутри самой Греции и договариваться с правительствами, которые не были настроены прислушиваться к церкви, даже несмотря на ее государственный статус по Конституции страны. За сравнительно короткий срок греческие иерархи столкнулись с масштабными вызовами для церкви и для христианской веры. Правительство социалистов во главе с Георгиосом Папандреу в 2010 г. предлагало отделить церковь от государства (в том числе ради экономии бюджета), церковь была обложена налогами[278], а представители Европарламента рекомендовали греческому парламенту урезать дотации православному духовенству. В 2013 г. в масс-медиа появилось сообщение, что комиссары Евротройки потребовали сократить финансирование клириков (на 50 %), а в программе приватизации содержался пункт о перепрофилировании православных храмов, находящихся в собственности государства[279]. Целенаправленная политика по внедрению либерального и противоречащего «греческим ценностям», с церковной точки зрения, законодательства началась с 2015 г., после того как к власти пришел премьер-министр и лидер левого партийного бока СИРИЗА Алексис Ципрас. В его правление совпало множество факторов и законодательных решений, которые заставили церковь активизировать свою политическую позицию: Ципрас назвал себя атеистом, и ему запретили въезд на гору Афон; был принят закон о гендерной идентичности, разрешающий менять пол (в церквях в знак протеста против этого звонили колокола) и легализующий однополые союзы; была легализована кремация (церковь была против); в школах отменена ранее обязательная молитва «Отче наш»; введены уроки по воспитанию гендерной толерантности; принят «антирасистский закон», согласно которому де-факто нельзя осуждать «сектантов» и «геев», цитировать «оскорбительные» для каких-либо групп населения высказывания из Евангелия (по сути закон не соблюдается, реальных процессов против священников пока нет). Представители консервативного церковного крыла отмечают, что в стране ведется «антицерковная кампания». Ее основные положения касаются требований к иерархам пожертвовать своим имуществом в момент кризиса, обвинений в адрес священнослужителей в стяжательстве (Ватопедский скандал, когда настоятеля монастыря безуспешно пытались осудить за коррупцию).

Руководство Элладской церкви, выступая с критикой ЕС и левого правительства, стремится ограничиваться рамками «конструктивной» оппозиции решениям, которые принимаются в Брюсселе. Но по мере роста напряженности в обществе вокруг экономического кризиса и, по крайней мере, морального давления на церковь (ограничение финансирования, либеральное законодательство) и тон выступлений главы церкви становился все более резким. Поистине трагическим можно назвать заявление предстоятеля Элладской церкви архиепископа Афинского Иеронима на заседании Священного Синода в октябре 2015 г., в котором он связывает антицерковную политику с требованиями чиновников из Брюсселя:

«Наши отношения с Европой, духовный, экономический и иные формы кризиса изнурили и продолжают изнурять греческий народ. Бедность, безработица, отсутствие безопасности, дороговизна, отсутствие уважения к человеческой личности имеют тенденцию к тому, чтобы стать господствующими в нашем обществе. Самое страшное то, что эхо и сточные воды Европейского просвещения распространились повсюду. Они отталкивают все здоровое и ответственное, что еще уцелело в нашей стране. <…> Самое страшное, что наши враги уже не где-то далеко, а среди нас. Мы это видим и чувствуем. Но если действительно (как