Беззвездное море - Эрин Моргенштерн

– Я могу быть вам полезен, сэр? – повторяет человек в рясе, но Закери все смеется, не в силах остановиться.

Он открывает рот, чтобы хоть что-нибудь вымолвить, что угодно, но у него не выходит. Колени ему отказывают, он бессильно валится на пол в своем шерстяном пальто, заляпанном золотой краской, и оказывается на одном уровне с рыжим котом, который, выглядывая из-за складок рясы, янтарными глазами смотрит на него в упор, и это делает всю ситуацию еще более безумной, а ведь он никогда прежде не ухахатывался до истерики… но когда-то же должен быть первый раз.

И кот, и человек терпеливо ждут, как будто явление облитого краской психопата для них – обычнейшее из дел.

– Я. – начинает Закери и замолкает, потому что непонятно, с чего начать.

От плитки, на которой он лежит, становится холодно. Он кое-как встает на ноги, полувсерьез ожидая, что человек в рясе поможет ему, когда это выходит у него в особенности нескладно, но тот не трогается с места, а стоит, опустив по бокам руки, но зато кот делает шаг вперед и принимается вынюхивать туфли Закери.

– Ничего страшного, не торопитесь, – говорит человек, – хотя, боюсь, вам все-таки придется уйти. Мы закрыты.

– Вы – что? – переспрашивает Закери, прочно встав наконец на ноги, и в этот момент внимательный взгляд человека в рясе замирает где-то около третьей пуговицы его распахнутого пальто.

– Вам тут не место, – говорит человек, глядя на серебряный меч, который висит на шее Закери.

– Ах, это! – спохватывается тот. – Нет-нет, это не мое.

Но человек в рясе уже ведет его назад к той двери, открыть которую стоило стольких трудов.

– Кое-кто дал мне это для… для маскировки, – пытается объяснить Закери. – Я не из них… кто там они есть.

– Такие вещицы этак просто не раздают, – холодно говорит человек в рясе.

Закери не знает, что на это сказать, и, собственно, они уже у двери. Он прокручивает в голове версию, согласно которой Дориан – бывший член той организации, которая коллекционирует ворованные дверные ручки, чтобы украсить ими свой манхэттенский особняк, только непонятно, принадлежит меч Дориану, или это копия, или что еще. Он никак не готов к тому, что ему предъявят обвинения касательно ювелирных изделий, да еще в подземных кафедральных соборах, закрытых в настоящий момент на уборку или ремонт. Он вообще не был готов ни к чему, что произошло этой ночью, ну, может быть, кроме поездки в такси.

– Он назвал себя Дорианом, попросил помочь ему, по-моему, он в беде, я понятия не имею, кто те люди, которые носят такие мечи, – торопливо выпаливает Закери, но и сам, выговаривая слова, слышит, как неубедительно они звучат. Стражи, похоже, работают несколько не так, как описано в “Сладостных печалях”, хотя он совершенно уверен, что это они и есть.

Человек в рясе молчит и вежливо, но решительно доставляет Закери к лифту, у которого останавливается и той рукой, что в кольцах, указывает на шестиугольную кнопку.

– Я желаю вам и вашему другу успешного разрешения трудностей, с которыми вы столкнулись, но вынужден, тем не менее, настоять, – произносит он и еще раз показывает на кнопку.

Закери на нее нажимает в надежде, что лифт по-прежнему не торопится и у него будет еще немного времени объясниться или хотя бы понять, что происходит, – но кнопка не реагирует. Не загорается, не издает никаких звуков. Двери лифта остаются закрытыми.

Человек в рясе хмурится, глядя сначала на лифт, а потом на пальто Закери.

Верней, на краску, какой залито пальто.

– Дверь, через которую вы попали сюда, она была нарисована? – спрашивает он.

– Да, а что? – отвечает Закери.

– Судя по состоянию вашего пальто, она больше не функционирует. Это так?

– Она, знаете ли, словно бы испарилась, – говорит Закери, сам себе не веря, хотя был этому свидетелем.

Человек со вздохом закрывает глаза.

– Я предупреждал ее, что будут проблемы, – говорит он себе под нос и, не дав времени осведомиться, что он имеет в виду, обращается уже к Закери: – Что вы выкинули?

– Простите?

– Ваши кости, – поясняет он, очередным элегантным жестом указав на стену за своей спиной, – как они выпали?

– А… да… шесть сердец, – с чувством головокружения припоминает Закери, перед глазами которого кости снова исчезают во тьме. Кто бы сказал ему, что это все значит. Может, выкинуть все одинаковое – это плохо?

Человек в рясе смотрит в упор, разглядывает его внимательней, чем прежде, и на лице его загадочным образом проявляется что-то вроде узнавания, и еще похоже, что он хочет о чем-то спросить, однако ж не спрашивает, а вместо того произносит:

– Соблаговолите последовать за мной.

Разворачивается и шествует назад к двери. Закери идет за ним по пятам с таким чувством, словно он чего-то добился, чего-то достиг. По крайней мере, его не отправляют назад, когда он только что прибыл.

Особенно если учесть, что, вообще говоря, у него нет никакой уверенности в том, где он находится. Он совсем не этого ожидал, не этого масштабного пространства с искореженными люстрами и стопками пыльных книг. Начать хоть с плитки, которой здесь больше, можно вообразить. Но в целом место выглядит величественней, древнее, спокойнее и темнее, чем он себе представлял, когда думал о том, что попадет сюда, и он сам теперь поражается, как уверен был в том, что когда-нибудь сюда попадет, потому что в “Сладостных печалях” определенно намекалось на это.

Пока что, вспоминает он, взглядывая вверх на вселенную, вращающуюся над ним, с руками, указывающими то туда, то сюда, и гадает, что же предназначено ему сделать теперь, когда он здесь оказался.

– Я знаю, зачем вы здесь, – говорит человек в рясе в тот момент, когда они проходят мимо движущегося маятника, как будто слышит, о чем Закери думает.

– В самом деле?

– Вы здесь потому, что хотите идти под парусом по Беззвездному морю и вдыхать заколдованный воздух.

Закери застывает на месте, так утешительна истинность этого заявления и так оно непонятно.

– Так это Беззвездное море? – спрашивает он, когда находит в себе силы двинуться дальше.

Человек в рясе ведет его в дальний угол соборного пространства.

– Нет, это всего лишь Гавань, – отвечает тот. – И, как я уже сказал, она закрыта.

– Может, стоит повесить табличку? – не подумав, брякает Закери, получает в ответ уничижительный взгляд такой силы, которой позавидовал бы любой из его учителей математики, и бормочет извинения.

Они – к процессии присоединился и рыжий кот – приходят в комнату, которую Закери хочется именовать кабинетом, хотя ни на один из кабинетов, в которых ему доводилось бывать, это не похоже. Стены почти полностью скрыты за книжными полками и шкафами с картотеками и каталогами, состоящими из ящичков, на каждом из которых наклейка с надписью. Пол застлан плиткой, такой же, как и снаружи, с вытоптанной тропкой от входа к письменному столу. Над столом горит лампа под стеклянным зеленым колпаком, а над книжными шкафами – гирлянда бумажных фонариков. Граммофон тихонько играет что-то классическое, подскакивая иглой на царапинах. Большую часть стены напротив входа занимает камин, закрытый шелковым экраном, из-за которого рассылает красноватые блики низко горящий огонь. Допотопная метла стоит у стены неподалеку. Меч, настоящий боевой меч висит над каминной доской, на которой несколько книг, оленьи рога, еще один кот (живой, но спящий) и несколько наполненных ключами стеклянных банок.