Разрушительница пирамид - Татьяна Полякова

Мы покинули похоронную контору, несчастный Кологривцев бежал за нами до самых дверей, заверяя, что он ни при чем, Любовь Петровна пришла сама и совершенно добровольно…

Оказавшись на улице, Савва стал звонить Пелагее. В этот момент объявилась мама. Я ответила, слегка отстав от своего спутника, мама что-то невнятно промычала, после чего пошли короткие гудки. Я перезвонила, но взять трубку она не пожелала, что поначалу озадачило. Я позвонила еще дважды, безрезультатно.

Савва между тем закончил разговор с Пелагеей, разговор, кстати, вышел весьма эмоциональным. И повернулся ко мне.

– Поехали, – поторопил он.

Я спросила:

– Куда?

– Заглянем в пару мест, где может быть Любовь Петровна.

Я согласно кивнула, но в тот момент думала не столько о бывшей Долгорукова с ее затейливыми причудами, сколько о мамином странном звонке и ее последующем молчании.

Вскоре мы подъехали к многоэтажке в спальном районе, Савва отправился на разведку, а я вновь позвонила маме. Она не ответила. Я вспомнила о неизвестных, перепугавших Светлану, о недавних гостях в моей квартире, и беспокойство пошло по нарастающей.

Какое-то время я еще крепилась. Вернувшийся Савва обратил внимание на мои безответные звонки, а также маету и спросил:

– Кому звонишь?

– Мамуле. Она не отвечает, хотя сама мне позвонила… Правда, ничего не сказала.

– Боишься, с ней что-то случилось?

Я пожала плечами. Задай он этот вопрос несколько дней назад, и я бы с чистой совестью ответила: разумеется, случилось. Но особенно беспокоиться бы точно не стала. Мама могла где-то оставить мобильный, просто не слышать звонка или решить, что разговор со мной не ко времени. То есть мамины проблемы из числа тех, что, скорее, вызывают раздражение, а вовсе не страх за близкого человека, но теперь я ни в чем не была уверена и тяжко вздохнула:

– Надеюсь, с ней все в порядке… Может, мы к ней заедем?

– Конечно, – кивнул Савва. – Говори адрес.

По мере приближения к маминому жилищу мой настрой начал заметно меняться, и появилось беспокойство иного рода. Стоит ли знакомить Савву с мамулей? Особенно если она не в лучшей форме? Общение с ней в такие минуты и для меня испытание, что уж говорить о Савве. Опять же, не далее как в воскресенье мама горько сетовала на отсутствие у меня молодого человека, надежной защиты и опоры и высказала мысль, что с отставкой Кирюхи я поторопилась, у него, возможно, есть какие-то недостатки, но достоинства, безусловно, перевешивают. Как бы мама не решила, глядя на Савву, что надежда и опора внезапно явилась, и не начала бурно выражать свою радость по этому поводу.

– Я ведь тебе про маму рассказывала? – косясь на Долгорукова, неуверенно начала я.

– Ну…

– Постарайся не принимать близко к сердцу все то, что она скажет…

– А, вот ты о чем. Не парься, ты же видела, у меня у самого не родня, а бродячий цирк.

Подобное определение в отношении моей мамы мне не особенно понравилось, но в целом я была с ним согласна и заметно успокоилась.

Мы въехали во двор, Савва притормозил и начал оглядываться. Я тоже начала, не очень понимая, что надеюсь увидеть. Все было как обычно.

– Тачку знаешь? – кивнул Долгоруков на видавший виды джип, припаркованный возле подъезда.

– Нет. Но с мамиными соседями я незнакома, дом-то новый.

– Понятно. Номер квартиры?

– Тридцать четвертая.

– Отлично. Посиди пока здесь, а я проведаю маму. Если все в порядке, позвоню.

– Может, лучше вместе пойдем? – неуверенно спросила я.

– Я бы предпочел один.

– Хорошо, – вынуждена была согласиться я.

Савва вошел в подъезд, а я осталась ждать, гадая, что из всего этого получится. Еще не факт, что мама ему дверь откроет…

Полет фантазии был прерван довольно быстро. Савва позвонил и сказал:

– Поднимайся. На входе поаккуратнее, – и дал отбой.

А я, немного озадаченная, поспешила в подъезд. Вышла из лифта и увидела, что дверь маминой квартиры чуть приоткрыта. Я осторожно заглянула и замерла на месте. В прихожей на полу лежали два типа, один едва слышно поскуливал, второй, похоже, был без чувств.

– Мама дорогая! – пробормотала я, осторожно обходя обоих, и позвала: – Ты где?

– Здесь, – ответил Долгоруков, и я двинулась на голос.

В гостиной спина к спине на стульях сидели мамуля и Максик. Ноги и руки у них были обмотаны скотчем, который в настоящий момент отдирал Савва, сидя перед ними на корточках. Рты оказались тоже заклеены. Физиономию Максика украшал синяк. Мама, слава богу, пострадала меньше, глаза ее гневно сверкали, она силилась что-то сказать, но не имела такой возможности. Наконец, мамины руки удалось освободить. Она решительно сорвала скотч со своих губ и крикнула:

– Доча!

Само собой, я бросилась к ней, и мы обнялись, но длились объятия недолго – мама меня легонько оттолкнула, обратив свой взор к Савве.

– Кто этот отважный юноша?

– Мамуля, я понимаю, что ты пережила, но лучше не увлекаться, сама посмотри: какой из него юноша?

– Господи, ну что ты за человек! – всплеснула руками она. – Даже в такую минуту непременно надо поперек сказать… Вылитый папаша, прости господи.

Тут она вспомнила про Максика и кинулась помогать Савве. Конечно, больше мешала, но они в конце концов его освободили. Мама сорвала скотч с его губ, он взвыл, мама обхватила его голову и прижала к груди.

– Бедный мой мальчик…

Он всхлипнул и ненадолго затих.

– Может, расскажете бедной девочке, что здесь произошло? – спросила я. Адресовался вопрос в основном Савве, предысторию я худо-бедно улавливала, но вместо Саввы заговорил Макс.

– Мама вела себя геройски, – сообщил он. – Исключительно отважная женщина. Они велели звонить тебе, но она плюнула им в лицо.

«Это мама может», – мысленно согласилась я, а Максик продолжил:

– А этот мерзавец заявил: «Хорошая дочка прибежит узнать, что случилось с мамочкой». Что мы пережили, Ева, пока ждали… И тут является этот человек… – Максик взглянул на Савву с опаской, не отлипая от маминого бюста.

– Он нас спас. Как ваше имя? – торжественно вопросила мамуля.

– Скажи свое имя, прекрасный юноша, чтобы мы могли поминать тебя в своих молитвах, – хмыкнула я.

– Чего ты злишься? – вроде бы удивился Савва.

– Я не злюсь, я негодую. В моей жизни стало слишком много неожиданностей.

– В моей одна, но зато какая! – сказал Долгоруков, я не стала уточнять, что он имел в виду, и вновь повернулась к Максику.