Змеиный король - Элизабет Хойт

прокормить и одеть семью или обеспечить детям приличную крышу над головой, а еще и удачное замужество дочерям. Вот почему Итана убрали с дороги.

Но теперь это осталось в прошлом. Точнее, должно было.

— Полагаю, Кристиан уже в том возрасте, когда сам может судить о характере других людей.

Матильда открыла было рот и тут же его закрыла. Будучи хорошей женой, она не оспаривала выводы мужа, даже если те не совпадали с ее собственными.

Сэр Руперт улыбнулся сыну.

— Как поживает лорд Иддесли? — Он положил себе еще одну порцию цыпленка с блюда, которое держал лакей. — Тогда, внезапно уезжая в Кент, ты сказал, что его ранили.

— Избили, — отозвался Кристиан. — Черт, почти убили, хотя ему, конечно, не нравится в этом признаваться.

— Бог мой! — охнула Бекка.

Кристиан нахмурился.

— И, кажется, он знает нападавших. Странное дело.

— Может, он спустил деньги за игорным столом? — предположила Сара.

— Милостивый Боже! — Матильда пронзила взглядом младшую дочь. — Да что ты об этом знаешь, дитя мое?

Сара пожала плечами:

— К сожалению, только то, что слышала от других.

Матильда нахмурилась, на нежной коже в уголках ее губ появились морщинки. Хозяйка дома открыла рот.

— Но сейчас ему уже лучше, — поспешно продолжил Кристиан. — Даже сказал, у него есть дело сегодня вечером.

Сэр Руперт поперхнулся и глотнул вина, чтобы скрыть волнение.

— Неужели? Я думал, выздоровление займет больше времени, если принять во внимание, что ты нам поведал.

Он надеялся на неделю, не менее. Где сегодня вечером Джеймс и Уокер? Может ли он предупредить их? Холера забери дураков! Джеймс оплошал с первым нападением! А Уокер даже не смог подстрелить Иддесли из револьвера!.. Сэр Руперт взглянул на жену и прочел в ее глазах беспокойство. Благослови, Господи, Матильду: она не упускала ни единой мелочи, но в данный момент он не нуждался в ее проницательности.

— Нет, Иддесли уже достаточно здоров, — медленно проговорил Кристиан, озадаченно взирая на отца. — Не завидую тому, на кого он охотится.

«И я тоже. — Сэр Руперт явственно ощутил тяжесть массивного кольца с печаткой, что покоилось в кармане его жилета. — И я тоже».

Глава 8

— Ты с ума сошла, — заявила Патрисия.

Люси потянулась за следующим розовым кусочком рахат-лукума. Далекие от натурального цвета, конфетки выглядели почти несъедобными, но она все равно их обожала.

— С ума сошла, говорю тебе, — повысив голос, повторила подруга, чем потревожила свернувшуюся на ее коленях серую тигровую кошку. Спрыгнув на пол, та с оскорбленным видом гордо удалилась прочь.

Подруги пили чай, когда Патрисия так громко возмутилась неудавшемуся роману мисс Крэддок-Хейз. А Люси и сама была готова завопить. Все, кроме Papa, теперь смотрели на нее с грустью во взглядах. Даже Хедж повадился вздыхать всякий раз, когда она проходила мимо.

Сегодня днем гостиная двухэтажного домика, в котором Патрисия жила со своей вдовствующей матерью, была залита солнцем. И при взгляде на эту комнату никто и не заподозрил бы, что после смерти мистера Маккаллоу у семьи — о чем Люси знала доподлинно, — стало совсем худо с деньгами. На стенах висели искусные акварельные наброски Патрисии. И даже заметив на желто-полосатых обоях пятна поярче, мало кто вспомнил бы, что когда-то там красовались написанные маслом картины. На двух низких диванах небрежно, но в то же время элегантно были накиданы черно-желтые подушки. Никому бы и в голову не пришло, что мебель под ними, возможно, слегка изношена.

— Этот человек ухаживал за тобой три года, — не обратив внимания на предательский побег кошки, продолжала Патрисия. — Даже пять, учитывая время, пока он решался всего лишь заговорить с тобой.

— Я знаю. — Люси взяла еще одну конфетку.

— Каждый божий вторник, независимо от обстоятельств. А известно ли тебе, что некоторые жители деревни сверяли свои часы по карете викария, проезжавшей мимо них к твоему дому? — Патрисия нахмурилась, очаровательно поджав губки.

Люси покачала головой. Рот был полон липкой сладости.

— Ну так вот, это правда. И как теперь миссис Харди будет определять время?

Люси пожала плечами.

— Три. Долгих. Года. — Золотистый завиток выбился из пучка волос Патрисии и подпрыгивал при каждом ее слове, будто подчеркивая их. — И наконец, наконец Юстас удосуживается просить твоей руки с намерением сочетаться с тобой священными узами брака, и что делаешь ты?

Люси проглотила лакомство и ответила:

— Я ему отказываю.

— Ты ему отказываешь, — продолжила Патрисия, словно подруга ничего ей не ответила. — Почему? О чем ты думала?

— О том, что не выдержу еще пятьдесят лет, слушая, как он разглагольствует о починке церковной крыши. — Вдобавок сама мысль о том, чтобы жить как муж и жена с кем-то другим, кроме Саймона, была ей нестерпима.

Патрисия отпрянула, точно Люси сунула ей под нос живого паука, предлагая его съесть.

— Починке церковной крыши? А разве все эти три года ты обращала внимание на его разглагольствования? Юстас всегда трещит, как сорока, о починке церковной крыши, о церковных сплетнях…

— О церковном колоколе, — вставила Люси.

Подруга нахмурилась и продолжила:

— Церковном кладбище…

— Надгробьях на кладбище, — не преминула отметить Люси.

— Церковном стороже, и церковных скамьях, и чаепитиях в церкви, — триумфально завершила Патрисия. Она подалась вперед, серо-голубые глаза ее расширились. — Он же викарий! Ему положено надоедать всем до смерти разговорами о чертовой церкви.

— Я совершенно уверена, что не стоит описывать церковь подобным эпитетом, а еще — что мое терпение лопнуло.

— После всех этих лет? — вопрошала Патрисия, всем своим видом напоминая разъяренную синичку. — Почему бы тебе не делать, как я: думать о шляпках или туфельках, пока он болтает. Юстас вполне доволен, если время от времени произносить «да, разумеется».

Люси взяла еще один кусочек рахат-лукума и откусила половину.

— Тогда почему бы тебе самой не выйти замуж за Юстаса? — спросила она.

— Не глупи! — Патрисия сложила руки на груди и отвела взгляд. — Мне нужно выйти замуж за «денежный мешок», а викарий беден, как… да, как церковная мышь.

Люси застыла, не донеся до рта остаток лакомства. Она никогда раньше не размышляла о Юстасе и Патрисии. Не могла же ее подруга действительно испытывать нежные чувства к викарию?

— Но…

— Мы обсуждаем не меня, — решительно прервала ее Патрисия. — Мы говорим о твоих ужасающих перспективах замужества.

— Почему?

Патрисия повернулась к подруге.

— Ты уже потратила на Юстаса свои лучшие годы. Сколько тебе сейчас? Двадцать пять?

— Двадцать четыре.

— Без разницы. — Патрисия махнула рукой, запросто сбросив со счетов целый год жизни. — Ты все равно не можешь начать все с начала.

— Я не…

— Нужно просто сказать ему, что ты совершила чудовищную ошибку, — повысив